Мученик
Шрифт:
— А какого чёрта я должен это знать? — сказал Данте. — Я в жизни ничего подобного не видел.
Это Чёрный Обелиск,сказал Шейн.
Чёрный Обелиск, подумал Хеннесси. Как только вода успокоилась, он начал разглядывать его внимательнее. Оно казалось монолитом, сделанным из какой-то разновидности обсидиана. К вершине оно сужалось, и по всей высоте закручивалось в спираль. Оно было покрыто горизонтальными бороздками и тысячами символов, каких он никогда не видел. Светились ли они сами по себе, или ему это показалось из-за света, падающего на них от прожекторов? Он не мог уверенно сказать. Та часть, которую он видел, была около
— Боже, — сказал Данте, его голос был полон необычного трепета. — Кто оставил это здесь? Или что?
Это последнее, что ты хочешь спросить, обратился Шейн к Хеннесси. Лучше уж не знать.
Он внезапно вспомнил схему Обелиска, которую Таннер показывал им. И включил голоэкран. Венчали Обелиск два рога, указывающих одно и то же направление, и он мог видеть — монолит уходил гораздо глубже, возможно на двести и более метров вниз.
— Насколько он велик? — спросил Хеннесси.
Данте, смутившись, что-то сказал, но Хеннесси спрашивал не его.
Огромен,сказал Шейн. Он взял руку Хеннесси и прижал её к стеклу иллюминатора. И они вместе стали смотреть. Ты не хочешь связываться с этим,сказал Шейн. Ты в опасности.
— Я собираюсь подвинуть нас поближе, — сказал Данте.
— Уверен? — спросил Хеннесси, всё ещё смотря на монолит. — Может, нам не стоит с этим связываться?
Около него, на самой границе бокового зрения, Шейн кивнул.
— Попробуй вызвать Таннера, — сказал Данте. — Посмотрим, что ему нужно.
Хеннесси, попытался, но услышал только помехи и обрывки голоса Таннера.
— Не знаю, — сказал Хеннесси. — Тут происходит что-то не то. Оставим эту затею.
— Мы прошли весь этот путь, — сказал Данте. Мы уже чёрт знает сколько торчим в этом гробу. А теперь мы здесь, и надо взглянуть поближе.
Хеннесси секунду поколебался, глядя на него, и наконец кивнул.
— Думаю, не будет ничего плохого, если мы придвинемся ближе, — сказал он. — Ну, по крайней мере — пока мы будем осторожны.
Он оглянулся на своего брата, но тот только покачал головой. Возможно, сказал он.
Данте тронул батискаф с места, потом выключил двигатели, позволяя тому дрейфовать. Они были прямо напротив монолита. F/7 мягко стукнулся о его поверхность.
— Чудесно, — прошептал Данте.
И совсем не чудесно,сказал Шейн со странно вытянувшимся лицом. Это ужасно. Данте стал одним из них, брат. И, боюсь, нам придётся от него избавиться.
17
Пока что всё хорошо,думал Данте. По крайней мере — в норме. И возможно, для него так и было. Его голова болела с тех пор, как он сел в этот проклятый батискаф. А если быть честным с самим собой, последние несколько недель. И непохоже, что лекарства как-то помогали. Что бы он ни делал, она всё равно оставалась, не невыносимая, просто всё время тихо пульсирующая в голове, мешая ему спать, не давая сосредоточиться. Он никогда не был таким взвинченным со времён космических боёв. Вдобавок, он ещё не чувствовал себя настолько заточённым, пойманным с тех пор. Он не осознавал, насколько пребывание в подводной лодке заставляет чувствовать себя бесполезным космическим мусором. Это навеяло всякого рода вещи, вернув к памяти моменты лунных боев — непонятной войны, которая официально и войной-то не была и на которой всего-то и было что одна маленькая слеза на материале твоего костюма и где, в конце концов, если ты хотел выжить, ты должен был вонзить нож в чью-нибудь спину чтобы иметь возможность украсть остатки кислорода. Как много людей ему нужно было убить чтобы остаться в живых? И все это висело на нем, напрягало его. Поначалу он думал, что все это приподняло его над вещами, сделало так, что он не будет чувствовать страха, не будет подвержен эмоциональной слабости как другие. Но он начал понимать, что все было не совсем так. В действительности, он на протяжении долгого времени управлял этими частями самого себя так, чтобы избегать их, но они по-прежнему были здесь. И теперь они прорывались наружу, они были сырыми и красными, более чувствительными, чем оголенный нерв.
И этот ублюдок Хэннеси. Это не помогало тому, что Данте застрял с ним. Он был реальным, истинным гребаным дубиной. Это уж точно. Сначала он походил на ребёнка в магазине игрушек, неспособном сдержать своё восхищение перед F/7, его новой игрушке. Затем посади его, двуличного, в эту штуковину и единственное, что приходит, так это паника и нервы, и медленное схождение с ума. Это последнее, чего бы вы хотели в замкнутом пространстве вроде этого. В лунных перестрелках он убивал людей за меньшее.
Не то чтобы такая мысль не мелькала у него в голове. Но Таннер не хотел, чтобы он сделал это. Все эти годы Таннер был добр с ним. Хотя, если бы Таннер понял, что на самом деле случилось во время лунных перестрелок, то, Данте знал, что он бы мог обращаться с Данте немного иначе.
Таннер никогда не осознавал, что во время этих перестрелок Данте был бы заинтересован не столько в спасении Таннера, сколько в том, чтобы украсть его кислород. Данте планировал убить его и забрать его кислородный баллон и он бы это сделал, однако, во время поиска безопасного места для убийства Таннера, он наткнулся на работающий передатчик — огрубевшая и замерзшая рука техника все еще сжимала его. Так, вместо того, чтобы убить Таннера, Данте вызвал корабль чтобы тот подобрал их. Таннер так никогда и не понял, что причина того, что он почернел и чуть не умер до прибытия корабля, заключалась в том, что Данте уменьшил на его баллоне подачу кислорода. Просто в случае если бы корабль не прилетел достаточно скоро, ему бы понадобился кислород Таннера.
Но лояльности и вина перед Таннером не были единственными причинами, по которым Данте не убил Хэннеси. Ему не нравилась идея убивать кого-либо в таком замкнутом пространстве, где он бы не мог бы избавиться от тела. Он просто не мог представить себя сидящим здесь, зная, что позади его находится тело и чувствуя на своей спине взгляд его мертвых глаз. Добавьте к этому еще тот факт, что за последние шесть или приблизительно шесть часов он, на самом деле, стал немного побаиваться Хэннеси. Паникующий, а затем шепчущий с самим собой, говорящий в переборку слева от себя словно возле него на самом деле кто-то был. У этого парня был непорядок с головой и Данте не хотел сделать ничего, что могло бы того спровоцировать. Из личного опыта он знал, что, когда люди сходят с ума, они становятся непредсказуемыми. Они могут сделать вещи, которые от них и не ждешь да еще с такой силой, что и не подумаешь, что они на это способны.
Он хотел лишь пройти через все это и остаться в живых. Они уже наполовину сделали это. Они уже были здесь, прямо перед монолитом, который, как ему следовало признать, также пугал его до усрачки. Но вместе с тем он наполнял его благоговейным трепетом. Если верить геологическим данным, то он пробыл здесь более пятидесяти миллионов лет. Что значит что он — предшественник человечества. Но он точно был сделан людьми, или иной разумной формой жизни. Это было уму непостижимо.
Хэннеси уставился за иллюминатор, созерцая с потерянным видом эту штуковину и выглядел так, словно его мозг был выключен.