Мученик
Шрифт:
— Но почему? — спросил Альтман.
Филд покачал головой.
— Кто знает? — сказал он. — Шоултер подумал, что, быть может, это вызвано сейсмической активностью, сфокусировавшейся на один из датчиков, но даже если так, рассуждал он, это уже обнаружило бы себя снова. Рамирес, как и все, был озадачен. Он говорил с несколькими коллегами, но никто из них не догадывался, что происходит. Что-то поменялось, что-то пошло не так, но никто не знает чем это вызвано и что может за собой повлечь. Никто никогда ничего подобного
— Что мы должны делать? — спросил Альтман.
Филд пожал плечами, немного подумав.
— Я не знаю — сказал он медленно. Он присел, теребя волосы, глядя в пустоту. — Только своими силами ничего больше делать мы не можем, — сказал он наконец. Я отправлю файл с отчетом в КЦАСР и увидим, что они порекомендуют. Пока я не услышу опровержения тому, что я предполагаю, я буду придерживаться имеющихся показаний.
Вздохнув, Филд повернулся к своему экрану. Альтман уставился на него, негодуя.
— Что с тобой происходит? — спросил он. — Разве тебе не любопытно?
— Что? — сказал Филд, оборачиваясь. — Любопытно, но я не знаю, что со всем этим делать. Мы пытались выяснить, что это, и все до сих пор в замешательстве.
— И теперь что? Теперь ты собираешься сдаться.
— Вовсе нет, — сказал Филд, повысив голос. — Я же сказал тебе: я делаю отчет для КЦАСР. У них наверняка появятся какие-то идеи на этот счет. Кажется, это лучший способ разобраться со всем этим.
— И что потом, ты несколько недель подождешь, пока кто-нибудь прочтет отчет; и еще столько же — ответа? Что произойдет за это время? Ты просто будешь собирать данные? Ты что, заложник корпоративных правил?
Лицо Филда побагровело.
— Нет ничего плохого в соблюдении протокола, — сказал он. — Я просто делаю свою работу.
— Она должна быть огромной, — сказал Альтман. — Ты сам говорил, что это не похоже ни на что, с чем ты сталкивался ранее. — Мы должны попытаться выяснить это!
Филд навел на него трясущийся палец.
— Делай, что хочешь, — сказал он притихшим, дрожащим голосом. — Иди напролом, будь сам по себе и увидишь, куда это тебя приведет. Это серьезное дело и оно должно быть рассмотрено по всем правилам. Я буду делать мою работу так, как это должно быть сделано.
Альтман отвернулся, поджав губы. Я узнаю что творится,поклялся он, даже если это убьёт меня.
Несколько часов спустя, Альтман не продвинулся дальше чем Филд. Он обзвонил всех ученых, которых знал в Чиксулубе или возле него, каждого кто интересовался кратером. Заходя в тупик, он просил человека на другом конце провода, кому, по их мнению, можно позвонить еще, и после звонил им.
К без четверти пяти, он исчерпал все имена. Он пробежался по данным и совместил это с тем, что могли получить его коллеги. Да, определенно была гравитационная аномалия. Также кое-что изменилось с электромагнитным полем, но это было не важно.
Филд, ежедневно уходивший ровно в пять часов, начал обрабатывать данные и собираться.
— Ты уходишь? — спросил Альтман.
Филд улыбнулся и высвободил свое массивное тело из кресла.
— У меня больше не осталось дел на сегодня. А сверхурочно мне не платят, — объявил он, и затем вышел за дверь.
Альтман остался ещё на несколько часов, снова перебирая данные и карты, искал подобные изменения, как записи о кратерах или похожих местах; записи, что велись на протяжении всего 20-го века. Ничего.
Он уже уходил, когда его телефон зазвонил.
«Могу я поговорить с доктором Альтманом?» — сказал голос.
Он был едва громче шепота.
«Это Альтман» — сказал он.
«Говорят, это вы расспрашивали тут и там о кратере,» — сказал голос.
«Да, это так» — сказал он, — «эта аномал…»
«Не по телефону,» — прошептал голос. — «Вы уже сказали слишком много и без этого. Восемь часов, линия около причала. Вы знаете, где это?»
«Конечно знаю,» — сказал Альтман. — «Кто это?»
Но звонивший уже повесил трубку.
5
К тому времени, когда Чава вернулся, таща за собой свою мать и нескольких людей из близлежащих трущоб, создание вновь изменилось. Мокрые серые мешки на спине теперь увеличились, становились размером почти с человека, когда они полностью надувались. Его руки и ноги как бы объединились, слились одно в другое. Вид ободранности шеи не изменилось, мясо теперь выглядело, будто бы в нем кишели муравьи.
Воздух вокруг него принял едкое желтое сияние. Его окружало густое облако, и когда они подходили слишком близко, они обнаруживали, что трудно дышать. Один мужчина, мелкий, но достойно выглядящий старый алкаш, прошел среди облака и, после пронзительного кашля, рухнул. Двое других сельчанина подняли его и начали бить по мордасам.
Чава наблюдал, пока пьяница был снова в сознании и нащупал свою бутылку, потом повернул назад снова к существу.
— Что это? — спросил Чава свою маму.
Его мать шепотом советовалась с соседями, наблюдая нечто. Чаве было трудно услышать, что они все говорили, но одно слово он слышал снова и снова: Икстаб. Икстаб. В конце-концов, его мама вернулась к нему.
— Кто это Икстаб? — Чава нервно спросил.
— Пойди приведи старую ведьму. — сказала она ему. — Она знает, что делать.
Ведьма уже направлялась к пляжу, когда он наткнулся на неё. Она двигалась медленно, опираясь на посох. Она была старая и хрупкая, большую часть её волос выпало, и на её лице много морщин. Его мать утверждала, что она была жива тогда, когда испанцы убили майа, тысячу лет назад.