Мудацкий лес

Жилкин Олег

Все эти чувства и мысли всколыхнул предстоящий приезд дочери. Я хочу быть ей полезен, и в то же время, я хочу использовать это как шанс возобновить отношения с семьей. Возможно ли это, я не знаю?

Я постригся – в глазах страх,

Значит сила в волосах.

Когда среди ночи дочь позвонила из аэропорта, я был в полудреме. Я так устал, готовясь к ее прилету, что заснул в одежде, ожидая ее звонка.

– Я прилетела, сказала она, но приезжать сейчас не надо, я не могу найти свой багаж.

Было около двух часов ночи. Моя душа, истрепанная этим нервным ожиданием, находилась в каком-то блаженном состоянии, я

был счастлив, что никуда не надо ехать сквозь московскую ночь на такси.

– Я могу приехать сама – сказала мне она, – У меня есть «Яндекс-приложение» в навигаторе и я сама вызову машину до дома. Мне еще предстоит тест на короновирус, как только я его пройду, я тебе перезвоню – тебе совершенно нет необходимости сейчас сюда приезжать – это еще неизвестно, сколько времени это займет.

Я провалился еще на два часа в сон. К тому моменту, когда я вновь открыл глаза, уже рассвело, дочь все еще не смогла найти потерянный в аэропорту Стамбула багаж, прошла тест, и уже заказала такси до дома.

Все мои мнимые неприятности остались позади. Потом мы встретились, я расплатился с таксистом, мы поднялись на десятый этаж и разместились в нашей комнате. Маша попыталась уснуть, но так и не смогла. Я еще немного подремал, потом мы выпили чаю, я удивился, как мало она изменилась. Она словно стала еще меньше. У нее был мой с горбинкой нос, только может быть чуть шире, чем у меня. Потом мы пошли делать ее дела по городу: поменяли валюту, распечатали ее фотографии на паспорт. Я видел, как ей с трудом удается найти нужную вещь в ворохе ее поклажи, но, тем ни менее, несмотря на трудности перелета, утерю багажа, она упорно следовала своему плану. Возможно, мое присутствие ее нервировало и раздражало. Закончив свои дела, она решила забрать свои вещи и остановится в гостинице.

– Понимаешь, я хочу жить одна, – сказала она мне, – не обижайся, пожалуйста, мне никто не нужен. Я хочу научиться справляться самой со своими проблемами.

Я не обижался, мне просто было до глубины души жаль этого ребенка.

– Не хотел бы тебя обижать, но мы напоминаем парочку: ребенок и идиот. Я пытаюсь следовать за тобой, а ты меня гонишь.

– Я привыкла так жить. Как только ты нас бросил, я поняла, что могу рассчитывать только на маму, и на себя.

Что ж, может и не такую плохую вещь я совершил, в конце концов? Еще одна огранённая человеческая судьба.

– Но тебе нравится так жить?

– Да мне нравится чувствовать себя свободной – ответила она мне.

Я посадил ее на автобус до метро, и не удержался от того, чтобы не поцеловать ее в лоб и не провести ладонью по ее красивым волосам.

– Не провожай меня, пожалуйста, – попросила меня она, – завтра мы встретимся в паспортном столе. После этого еду в Питер к подруге. Не хочу здесь оставаться, я не для этого прилетела в Россию, чтобы таскаться по Мытищам.

Я не знал, что мне делать. Москва, особенно на карантине, меня пугала. Люди были ожесточены и обстановка отнюдь не способствовала праздным туристическим прогулкам по стране, но дочь не собиралась менять свои планы. Своим приездом она напомнила мне о том, что еще не время прятаться и убегать от самого себя.

Проснувшись утром у себя в комнате, я с трудом вспомнил кто я, что здесь делаю, и какие чувства накануне испытывал. Очень странное ощущение. У меня не было никаких планов, мне пришлось напрягаться, чтобы вспомнить об обстоятельствах, столь серьезно перевернувших мой внутренний покой. Мой покой не пострадал и я понял, что жизнь продолжалась дальше.

Что нас не убивает, то делает нас сильнее» – вспомнил я на следующий день некстати пришедшую мне на ум сентенцию, провожая Машу до торгового комплекса, где у нее была назначена встреча с каким-то мальчиком.

Вернувшись к себе в квартиру, я впервые за два дня заставил себя перекусить макаронами с мясом и выпить чашку чая с сухарем.

Утром мне опять пришлось вспоминать о том, кто я, где я, и что делал накануне. Я не чувствовал страха перед жизнью.

Я думал о том, как было бы неплохо собрать свою жизнь по кусочкам, перевернуть игру и снять банк. Мне не хотелось оставаться в дураках. Даже не из корыстных убеждений, а чтобы продвинуть свой сюжет дальше. Писательское ремесло меня совершенно испортило, и в то же время сделало меня свободным. Сегодня я опять встречусь со своей дочерью, чтобы подать заявление на замену паспорта в паспортном столе, и дальше наши пути расходятся. Сколько событий за короткий период! Конечно, перемены неизбежны. Я, кажется, опять начинаю любить свою жизнь. Я перестал чувствовать свое одиночество. Я научился действовать в окружении моих героев, каждый из которых был не слишком обременен сантиментами.

Для детей мы всегда играем второстепенные роли, но я как-то к этому не готов. У меня в запасе полно подобных сентенций, они очень хорошо принимаются читателями. Люди покупаются на всякую глубокомысленную ерунду, но дети для них святое. Мой опыт значительно отличается от того, что принято исповедовать чадолюбивым родителям, готовым принести себя в жертву собственным детям. Пафос подобной жертвы меня нисколько не вдохновляет.

Я не слишком тревожусь за будущее своих детей. Мне интересна порода, которая есть в человеке, так ли она однородна, и есть ли законы, по которым происходит отбор? Если таких законов нет, или они случайны, то в жизни нет смысла, но я все-таки верю в то, что он есть. Программы жизненных траекторий пишутся не для того, чтобы кого-то удивить – это признаки того, что перед нами подлинные свидетельства, а не уродливые копии.

«Ночной Питер с воды это очень красиво! Память это бесценно. Пусть эта запись останется напоминанием о блаженном времени, проведенном в компании друзей!» – описывал я свои впечатления от встречи с однокурсниками. Нам так дороги эти мгновения скромных торжеств нашего жизненного успеха

Мы движемся по реке на кораблике, и эта река движется вместе с нами. Нам бы хотелось навеки застыть гобеленом на стене или вечно перемещаться во Вселенной, благодаря небольшому смещению фокуса, маленькой бестактности, которую автор себе позволил.

Мы плывем на маленьком кораблике по ночной Неве мимо освещенных огнями зданий и дворцов, играет музыка, все танцуют, пьют вино, нас слегка покачивает на волнах, мы целуемся и едва не падаем, то ли от вина, то ли от этой качки, не попавшей в такт движению. Мы смеемся над этой своей неловкостью, и уже кажется, что голова и так кружится довольно сильно, поэтому хочется уже остановить это кружение и пристать к берегу.

– Мы стареем – неожиданно говорит мне моя партнерша, с которой мы только что кружились в танце, – мы так стремительно стареем! Мы все так ужасно выглядим. Я не хочу!