Муданжские зарисовки

Жукова Юлия Борисовна

— А вы, позвольте узнать, какой хворью печалитесь? — спросил он, когда тема мебельных ручек временно исчерпалась.

— Да глаз проверить, — Исар махнул рукой в сторону шрамов. — После операции надо иногда приходить.

— Ох, как же вы столярничаете с плохим глазом-то? — удивился кузнец.

— Да он не плохой, он очень даже хороший! — возразил Исар. — Даже расстояния сам меряет, или там углы… У меня работа в три раза быстрее пошла, как глаз заменил — линейку прикладывать не надо!

Кузнец уставился на него, как на своего палача.

— А мне что, спину заменят, что ли?

Исар

задумчиво пожал плечами. Откуда ему знать, как Хотон-хон собралась лечить этого печального?

Кузнец оценил его жест, подхватился и дёрнул было по коридору на выход.

— Ку-уда?! — осадила его властным голосом Хотон-хон, открывшая дверь ему наперерез. — А я только вас, Олог-хон, и жду. Муж говорит, эта ваша джерская сталь отлично зайдёт как материал для экзоскелетов, а мы как раз решили создать собственное производство.

Исар хрюкнул, теперь уже не из-за кресла, а с усмешкой.

— И-и, Хотон-хон! Про эти ваши Этуть-скелеты вы ему долго будете объяснять, а я уже про мебельные ручки договорился.

— Это мы ещё посмотрим, кто кого, — подмигнула Хотон-хон и уволокла несчастного кузнеца в своё логово.

Адаптация

— За Хотон-хон! — в очередной раз поднял тост молодой купец.

Олог послушно поднял пиалу, благо ему в случае чего было идти до соседнего домика.

С тех пор, как он провалился в зияние в конце весны, уже прошли и лето, и осень, и за это время жизнь у него более-менее наладилась. Да какое там более-менее… Деньги ему все перечислили, он каждый месяц получал из банка выписку со всеми цифрами, и они не убывали, а прибывали. Современного языка он нахватался достаточно, чтобы не чувствовать себя ущербным. У него был свой дом. Дедок, присматривающий за домом, провёл ему целое обучение — как пользоваться монорельсом и телефоном, с какими проблемами в какие службы обращаться, как изменились деньги и как относиться ко всяким нелюдям, живущим в столице.

Вскоре после этого Олог смог арендовать себе кузницу, а к концу осени — и купить. Ахмад-хон лично поручился перед ним за своего друга-мебельщика, и они быстренько заключили эксклюзивный контракт на фурнитуру, а Хотон-хон и её работников он регулярно консультировал по созданию искусственных костей. Но даже при этом у Олога оставалось время поделать на продажу всякий инструмент, и вот купец, с которым он договорился о сбыте, сейчас сидел рядом.

Олог не любил пускать к себе чужих людей, да и вообще никого, а вот его сосед — путешественник, похожий на горца, радовался любому гостю, поэтому на праздники все собирались у него и его жены, чёрной, как демоница. Она первее всех поднимала пиалу за Хотон-хон, правда, пила только воду, соблюдая наказ суровой целительницы. Олог и сам поелозил, устраиваясь в кресле так, чтобы спина была в тепле, но боли его не беспокоили уже давно. Грозная инопланетянка, жена нынешнего Императора, могла быть сколько угодно странной, но дело своё знала, и Олог с удовольствием в третий раз опорожнил свою пиалу фруктового вина.

— Что мы всё за Хотон-хон? — спросил крылатый путешественник из третьего дома. Он уже выучил язык, но говорил с каким-то птичьим акцентом. — Надо за Ахмад-хона тоже, и за Старейшин…

—

Так у неё сегодня день рождения! — радостно объявил купец.

Олог нахмурился. Он совершенно точно помнил, что день рождения Хотон-хон праздновали в начале лета, тогда ещё все деревья по городу украшали огоньками. Сейчас, правда, тоже, но Олог думал, что это просто зимняя подсветка — при новом Императоре на освещении улиц не экономили.

— Был же уже, — удивился не-горец. — День рождения только раз в году бывает, разве нет?

— Так Хотон-хон с другой планеты, — пояснил купец. — Там год короче. Поэтому мы её два раза в год празднуем!

— Во-от оно что, — покивал крылатый. — Да, на моей планете год тоже короче.

Некоторое время разговор вился вокруг причуд небесных тел и скорости их вращения — темы, в которой Олог ни шиша не понимал, да и о которой, сам будучи с Муданга, не беспокоился. Потом купец что-то рассказывал о том, какие новые традиции сложились на этот праздник среди муданжских женщин, но Олог уже не очень слушал, захмелев после третьей пиалы. Конечно, до дома два шага, но надо бы развеяться, а то с утра будет паршиво… Да и душновато уже стало у соседа в гостиной, где столько народа засели прятаться от зимы.

— Пойду пройдусь, — сказал Олог, ставя пиалу.

— Мы ж только сели! — удивился купец.

— Ну, я, может, попозже ещё зайду, — пробубнил Олог. Он не любил большие шумные компании. То есть такие, в которых было больше двух человек, и они не молчали всю встречу.

Запахнув новую шубу и намотав какой-то неприлично мягкий шарф — подарок от мебельщика, — Олог вышел на улицу и похрустел по свежему снегу в сторону центра. Не то чтобы он очень хотел именно в центр, но их домики вклинились у самого подножия горы, и на склон в этом месте тропы не было, да и лазать по горам зимним вечером Ологу не очень импонировало.

Чем ближе к сердцу города, тем ярче и живописней становились огоньки. Жители не ограничивались одними деревьями, украшая и стены домов, и заборы, и даже крыши колодцев, а в некоторых дворах Олог видел самодвижущиеся повозки с выписанным на задней крышке узорчатым гуйхалахом о долгой жизни Хотон-хон. Это было непривычно — при старых Императорах их жён особо не почитали. Самое большее, Император мог в честь жены провести неурочные игры или раздать нищим еды. А теперь и нищих-то в столице Олог за всё время встретил одного, и тот оказался лесным демоном. Олог был не из тех, кто принципиально не признавал ничего нового, но как относиться к этому странному чужому миру — пока не понимал.

Как будто в ответ на его мысли от домика у дороги потянуло невероятным ароматом ореховых лепёшек на сале — именно таких, какие он в детстве упрашивал отца купить на базаре, когда они выбирались в город. Олог чуть не прослезился. Многое изменилось, да, но что-то и осталось прежним. Он застыл, вдыхая аппетитный запах, обещая себе, что сейчас ещё один вдох, и он пойдёт дальше и не будет, как извращенец, стоять у чужого дома и принюхиваться. Но тут он сфокусировал взгляд и понял, что перед ним не дом, а лавка. Над крыльцом висела резная вывеска — с теми самыми лепёшками. Недолго думая, он поскрипел по снегу к крыльцу, только уже на ступеньках проверяя, взял ли кошель.