Мудрая змея Матильды Кшесинской
Шрифт:
Это там, дома, она была знаменитой балериной, бывшей возлюбленной государя императора, невенчанной женой великого князя Сергея Михайловича, одной из самых богатых и известных женщин России. Здесь, в эмиграции, ей с самого начала приходилось непросто. Конечно, она дважды гастролировала в Париже еще до того, как революция уничтожила Россию, но тогда она была этуалью, ведущей балериной, а теперь? Она была эмигранткой, женой человека на шесть лет ее младше, почти лишившейся средств к существованию. Она по-прежнему выглядела очаровательно, но все же постарела для сцены…
М.К. надо было поддерживать или не поддерживать интриги, которые клубились между членами царской фамилии. Надо было зарабатывать деньги. Надо было
Все это вызывало справедливый гнев Кирилла Владимировича и не могло не огорчать М. К. Ей нужно было печься о сыне (Вов'o с его хваленой элегантностью всегда казался мне каким-то выдуманным, экранным персонажем), терпеть его опасное увлечение младороссами (об этом я надеюсь еще рассказать) и ладить или не ладить с его женщинами… Впрочем, к чести Вов'o следует сказать, что у него-то хватило здравого смысла понять: «воскресшая» Анастасия, которую пытался поддерживать его отец, – типичная самозванка. А ведь М.К. тоже усматривала в Андерсон-Шанцковской некоторое сходство с тем, кого так любила, и уверяла, что у нее взгляд совершенно как у императора Николая…
Да что говорить, все в этой семье держалось на М. К. Великая балерина, конечно, хотела танцевать, и знакомство с Сергеем Дягилевым иногда давало такую возможность. Но при своем трезвомыслии она была благодарна судьбе хотя бы за то, что может учить других. Собственную балетную студию она открыла в Париже в 1929 году.
Ей тогда было 57, а когда мы познакомились, уже 67 лет, однако жизненной стойкости ей было не занимать. Конечно, ей приходилось трудно, и мне всегда казалось, что в наших разговорах (она называла их болтовней, но относилась к ним гораздо серьезнее, чем старалась показать) она словно бы погружается в то время, когда была счастлива, богата, любима, знаменита, когда жила в мире с собой, – и ей от этого становится легче…
Иногда она с особым выражением мурлыкала знаменитую «Снежинку». Не знаю, кто автор этой песенки, помню только, что ее божественно исполнял Вертинский, этот идол эмигрантов. В такие минуты я понимала, что она по-прежнему видит себя розовой пушинкой, царицей грез:
Она казалась елочной игрушкойВ оригинальной шубке из песцов,Прелестный ротик, маленькие ручки,Такой изящной феей дивных снов!Она казалась розовой пушинкой,Когда мы повстречались на катке.Она в ту ночь… приснилась мне снежинкой,Волшебницей, Снегурочкой во сне.И я – влюблен,И я – влюблен,И засыпая, шептал:«Моя снежинка, моя пушинка,Моя царица дивных грез!Моя Снегурочка, моя волшебница,К твоимКонечно, это были сны наяву. Просыпаясь, ей приходилось возвращаться к реальной жизни, и я была счастлива помочь М.К. хоть немного. Я в самом деле считала ее великой балериной, однако здесь я пишу не о ее балетных успехах. Их я касаюсь только тогда, когда обойтись без этого невозможно.
Ее когда-то называли генералиссимусом русского балета, намекая, что в иные годы она слишком многое держала в своих крохотных ручках – кому-то могла дать роль, а у кого-то могла и отнять. Об этом я тоже писать не собираюсь. Мне интересны лишь те минуты откровенности, которыми иногда удостаивала меня М.К.
Многое из того, что было доверено мне, она не раскрывала (я в этом не сомневаюсь) больше ни перед кем. И рассказы эти порой были необычайно откровенны.
Чего стоил, например, такой пассаж.
М.К. очень любила старшую сестру Юлию, в замужестве баронессу Зедделер, тоже балерину и лучшую свою подругу. М.К. говорила, что именно Юлия преподала ей весьма ценный урок отношений с мужчинами.
– Все эти господа, которые аплодируют нам из зрительного зала, – сказала Юлия как-то раз, вернувшись с удачного спектакля, – уверены, что если мы показываем ноги и голые руки, а партнеры обнимают нас, берут на руки и хватают за грудь, за бедра и между ног, – значит, мы очень доступны и не откажем ни единому мужчине. Это заставляет «приличных женщин» смотреть на нас с презрением, а мужчин – с вожделением. Каждый из них мечтает овладеть нами, вовлечь в грех. То, что они делают с женами, им наскучило, это обязанность, а от греха люди получают наслаждение. И грешить с балеринами кажется им куда более изысканным, чем ездить в maison de joli [12] .
12
Maison de joli – веселый дом, он же публичный.
М.К. говорила, что она – тогда еще невинная, безгрешная Маля, Малечка – скептически поджала губы:
– От меня они этого не дождутся. Я никому ничего не позволю. Я не такая.
– Чем быстрее ты поймешь, что нам лучше быть именно такими, тем будет лучше, – жестко оборвала ее Юлия. – Ты в самом деле думаешь, что можно чего-то добиться мастерством? Нужна протекция, а протекцию может составить только мужчина. Но мужчина ничего не сделает даром. Он пожмет плечами, если ты ему посторонняя, и расшибется в лепешку, если он твой любовник.
– А ты? – робко спросила Маля.
Юлия невольно улыбнулась:
– Хочешь спросить, сплю ли я с кем-нибудь?
– Юля! – в ужасе вскричала младшая. – Такие слова… Маман рассердилась бы на тебя!
– Ах боже мой! – засмеялась Юлия. – Ты уже в выпускном классе училища, хватит строить из себя невинность. Но имей в виду: отдаться стоит только такому мужчине, который обеспечит тебе независимость – по крайней мере от прихотей театральной дирекции.
– А у тебя уже есть такой мужчина? – Маля затаила дыхание.
– Меня познакомили с одним бароном. – Юлия лукаво улыбнулась.
– Бароном?
– Он мне ужасно нравится. Он говорит, что влюблен в меня и женится, когда выйдет в отставку.
– Так он старый, если говорит об отставке! – разочарованно протянула Маля.
– Старый? – возмутилась Юлия. – Да он всего на три года старше меня!
– Значит, ему двадцать три, – быстренько подсчитала Маля. – Тогда он выйдет в отставку не скоро.
– Честно говоря, я не спешу замуж, – усмехнулась Юлия. – Мне гораздо больше нравится танцевать, быть свободной и проводить время с влюбленным мужчиной, который оплачивает мои наряды и дарит милые безделушки. А с замужеством и детьми можно подождать.