Мудрец. Сталкер. Разведчик
Шрифт:
И, наконец, почему стариков ненавидят и бьют?! Это что – государственная политика или живое творчество масс?
Куда я попал?
Мне нужна газета. Нормальная газета, на худой конец – «Известия», лучше подшивка, а уж по текстам я как-нибудь восстановлю и контекст…
Только не выписывают мои любезные хозяева газет, поскольку хватает туалетной бумаги… Не дефицит, слава богу.
Тогда встать хоть умыться, пока никто не поднялся… Ну и рожа! Чистый Чарли Мэнсон, если кто помнит. Ух ты – полотенца гостям выделили особо! Надо же – и портянки мои постирали! Зато унитаз весь обмотан скотчем, чтобы не развалился. То ли тишайший Борюшка до отсидки буянил, то ли Пана резко присела…
Кое-как помывшись под еле тёплым душем, я прошлёпал из совмещённого санузла обратно в комнату, отведённую нам с Киджаной. Уму непостижимо, как хозяева уместились на оставшейся жилплощади! Неудобно стеснять людей, вот посвидетельствую – и… куда?
Телефон. Нужен телефон. Обыкновенный, который не фотографирует, не играет музыку и не оказывает психотерапевтического действия. Ага, вот и он…
Но кому звонить в такую рань? Кто меня ждёт? Кто мне обрадуется?
Нет таких… И записной книжки нет, а немногочисленные номера я забыл за ненадобностью… Это ведь не династия Великих Моголов…
Со стенаниями одевшись (рука ещё побаливала), я снова перешагнул через Киджану, спавшего почему-то прямо на голом полу, и босиком вышел в люди.
Оказалось, что Арина Геннадьевна уже вовсю хлопочет на кухне, а дед её Арефа сидит за кухонным столом, размышляя над стопочкой – вероятно, о смысле прихода Дарумы с Запада…
– Лёнечка! – обрадовалась бабушка Звонарёва. – Растолкуй хоть ты старому пню, что Химэй взаправду!
– Да я уж теперь и сам не знаю, – честно ответил я.
– Вот поправься – и вспомнишь…
От поправки я отказался.
– Хрен он что вспомнит, – угадал дед Арефа. – Обман народа!
– За что терплю! – бабушка всплеснула руками. – Давно бы уже бегали по бережку морскому, кости грели… Добрые люди-то своих стариков с почётом провожают, свободную площадь иностранцам за валюту сдают…
– Каким иностранцам? Сикхам, что ли? – спросил я. Ну да, Денница ведь тоже собирался возить иностранцев на «Герцогине»…
– Никаким сикхам! – обиделась старушка. – В казармах пусть мёрзнут, черти окаянные. Нет, настоящим иностранцам, с деньгами… Или ты из первой партии, что ничего не знаешь?
– Конечно, из первой! – обрадовался я нежданной причине своего неведения. – Откуда мне знать, что здесь у вас творится?
– Так у нас в Крайске ведь крупнейший в мире узел эвакуации! – гордо сказала Арина Геннадьевна. – Эшелонами можно людей отправлять на Простор! Вот когда гидростанции пригодились! Не зря, выходит, тайгу затопляли, народ с места сгоняли… Не зря я костехондроз на бетоне наживала! Всё для людей, всё для людей!
– Обман народа! – повторял дед Арефа. – А электричество твоё китаёзам продают. Без проводов: провода-то потырили и сдали!
– Молчи! Кабы не твоё упрямство, мы бы уже на месте освоились и Пану с Борюшкой поджидали… А потом бы уж и внучки к нам приложились… И вот, Лёнечка, – у нас на Павлодарах таких, как дед, – каждый второй! Не хотят в Химэй! Не надо имя неограниченного срока существования!
Ага! Вот оно что! Посулил ты нам светлую вечную жизнь после этой – короткой и страшной…
– Желаю дома помереть, – сказал дед Арефа и предложил мне стопочку столь молодецким жестом, что я не посмел отказаться. – Чтобы на тот свет через честную могилку…
– Да какой тот свет! – взвилась Арина Геннадьевна. – Вот старый дурак! Да разве на тот свет в очередь становятся? Разве деньги за тот свет платят? Разве люди на тот свет стремятся?
– Ваше здоровье! – поспешно сказал я, чтобы заглушить разногласия деда с внучкой. Самогон был ледяной и прошёл со свистом. Ох, не надо бы, не надо бы…
– Ему ни здоровье не нужно, ни молодость, – презрительно сказала бабушка. – А там ведь подмолаживают! Я сама по телику видела! Артистка Белогвоздикова стала – совсем как при Брежневе была в картине «Судьба земная»!
– Силикон и обман народа! – дед Арефа грохнул кулаком об стол. – Ведь на зоне последний баклан, даже петушила зачушкованный – и те знают: если начальство райские пущи обещает – значит, полный звездец корячится!
– Вот дождёшься, – угрожающе сказала бабушка. – Напишу я на тебя прокурорам заяву, что разжигаешь сомнения про Химэй. Через тюрьму туда же пойдёшь по статейке нигилизма – то на то и выйдет!
– Пиши, дура! И в тюрьме люди живут! – сказал твердокаменный дед. – Там даже порядка больше…
– И правда – кого это я тюрьмой пугаю, – вздохнула Арина Геннадьевна. – Жизнь в лагерях прожил, а ума не нажил…
– А какой сегодня день? – внезапно для себя спросил я.
– Так воскресенье! – оживилась бабушка.
– Обман народа! Вторник! – не сдавался дед Арефа. Вот он-то совершенно правильно понимал дзен.
– Тебе всю дорогу вторник! Молчи уж! Я ведь тебя, Лёнечка, для чего привела: вот народ во дворе встанет, похмелится – и соберутся на площадке тебя послушать… И портяночки, поди, высохли…
От этого известия вторая стопка в меня не пошла. Ты обманывал нас, господин банкомёт, и за всё надлежит расплатиться…
…Там же, за кухонным столом, под огурчики, я незаметно задремал, и слышал сквозь полусон, как уходил непрестанно ворчавший нигилист дед Арефа, как заявились в кухню девочки и стали мыть после вчерашнего посуду, стараясь не греметь тарелками и не звенеть вилками. Одновременно они вполголоса толковали с бабушкой.
Я прислушался. Голоса у сестёр были совершенно одинаковые…