Кто он, Омар Хайям? Долгое время всему миру под этим именем был известен гениальный ученый Омар Хайям. Как математик он внес вклад в алгебру построением классификации кубических уравнений и их решением с помощью конических сечений. Как астроном Омар Хайям прославился созданием солнечного календаря, более точного, чем григорианский. Еще больше людей знает его как выдающегося философа. А вот слава поэта к нему пришла значительно позднее…
В России Хайям-ученый и Хайям-поэт долгое время считались двумя разными людьми. Путаница объясняется тем, что во времена Хайяма свои труды ученые писали на арабском языке. Не был исключением в этом отношении и Хайям, который как ученый все свои работы написал именно на этом языке. Стихи же не предназначались для широкой публики, они часто сочинялись для себя, и, конечно, писались на родном персидском языке. Вот так и случилось, что в книгах, написанных на арабском языке (языке ученых), о нем говорят исключительно как о математике и астрономе. Персидские же источники упоминают о нем и как о поэте.
Омар Хайям родился в семье небогатого торговца в городе Нишапур персидской провинции Хорасан. Его полное имя – Гияс ад-Дин Абуль Фатх Омар ибн Ибрахим Хайям Нишапури. Предполагается, что прозвище Хайям (Палаточник) связано с профессией его отца или кого-то еще из предков. Детство Хайяма пришлось на жестокий период сельджукского завоевания Центральной Азии. Провинция Хорасан, где проходило детство Омара Хайяма, стала местом жестоких столкновений. Погибло множество людей, в том числе значительная часть ученых.
Омару Хайяму приписывается авторство около 5000 рубаи, хотя ни одна из древних рукописей не содержала более 300–400 четверостиший. Причем отмечается, что значительное количество рубаи изобилует повторами. В этой связи известный советский востоковед Е. Э. Бертельс высказал суждение: «Внимательный читатель не может
не заметить, что среди рубаи значительное число трактует одну и ту же тему. Мы находим как бы „пучки“ четверостиший, очень близких по содержанию и различающихся лишь мелкими деталями. Нам кажется, что одна гипотеза могла бы легко объяснить эту особенность четверостиший Хайяма… Возможно, что он писал их на клочках, обрывках бумаги, и, когда у него собиралась небольшая группа ученых, его единомышленников, Хайям в беседе за кубком вина читал им свои последние творения. Представим себе, что пять друзей Хайяма, придя домой, записали услышанные ими стихи, каждый с небольшими отклонениями, с заменой того или иного слова. Так возникло бы минимум шесть вариантов четверостишия, которые позднее, при собирании их, принимали за отдельные стихотворения. Число вариантов увеличивалось и при переписке рукописей». Это мнение Е. Э. Бертельса в последние десятилетия поддерживается многими хайямоведами. В библиотеке Кембриджского университета хранятся подлинники древних рукописей, содержащих 293 рубаи, которые, по мнению востоковедов, достоверно принадлежат Омару Хайяму.
В целом исследователи разных времен и народов считают, что творчество Хайяма – это одно из удивительных явлений в истории культуры народов Средней Азии и Ирана, и, пожалуй, всего человечества. Рубаи Омара Хайяма, не зная ни временных, ни национальных границ, пережили века и династии, дошли до наших дней. Вся поэзия Хайяма – это прославление величия духа человеческого, она проникнута верой в бессмертный творческий разум. Этим она близка людям. В этом – залог ее бессмертия.
Если Тот, Кто прелестницам дал красоту,Утоленье – скорбящим, а праздным – тщету, —Нам с тобою не выделит места под солнцем,Не печалься: других Он низверг в черноту.Коль не знаешь, что будет с тобой через год,Зря печалишься раньше прихода невзгодТы, вкусивший вина, обнимающий пери,Утирающий страсти взыскующий пот.
1
Перевод Ирины Евсы
Вы, объятые шумным веселием круга,Под звучанье барбата воспойте друг друга.И незло помяните беднягу Хайяма,Что очнулся травинкой весеннего луга.Не тверди, что идет за бедою беда.Ты желанной награды не сыщешь тогда.Знает каждый мудрец: всё во власти Аллаха.Слезы лить понапрасну – не стоит труда.Бедные жители кладбищ, их горевое родствоВ прах превратилось летучий. Ветер развеялего.Что за вино они пили, если до Судного дняСпят, ни о чем не тревожась, спят, не боясьничего?Даже избранный муж, чья всесильна рука,Кто о мире привык рассуждать свысока,Пред делами Всевышнего жалок, потерянИ ничтожен, подобно крупице песка.Смерть торгов не ведет и не кажет лица.На нее ты бежишь, словно зверь на ловца.Чрево рыхлой земли – вот обитель покоя.Пей вино. Этой сказке не видно конца.Избороздив морщинами чело,Сомненье не сулит нам ничего.И лишь вином наполненная чашаВесельем освещает торжество.У меня – ни двора, ни кола во дворе.Вся наличность моя – голова в серебре.Пьянь. Бродяга. Болтун. А поскольку в сединах —Борода, то и черт, как известно, – в ребре.Я видел сон: один мудрец мне произнес: «ПокаТы спишь, дряхлеют лепестки пурпурногоцветка.Стряхни дремоту дней своих, что смертиравносильна.Встань, ибо скоро ты уснешь на долгие века».Там, в загробном краю, хорошо или худо —Не расскажет никто, не надейся на чудо.Для чего ты зарыл столько золота в землю,Если знал, что за ним не вернешься оттуда.И сгорбленный старик, чья борода седа,И розовый юнец – все сгинут без следа.Ты думал, этот мир вручен тебе навеки?О нет, всего на миг ты заглянул сюда.
Бестолково состариться нам суждено.Время нас истолчет, словно в ступе – зерно.Для чего мы посеяли столько желаний,Если нам урожая собрать не дано?«Кто блажен?» – я спросил одного мудреца.Он ответил: «Как слепы людские сердца!Счастлив тот, кто в объятьяхсвоей луноликойНочь проводит, которой не видно конца».Я спешил в погребок. Осветила лунаЗахмелевшего старца с кувшином вина.Я спросил: «Почему не стыдишься Аллаха?»Он ответил: «Бог милостив, пей же – до дна!»Тот блажен, кто избрал не ярмо, а свободу,Кто молился закату, а также – восходу,Кто, все ниже склоняя кувшин обливной,Пил вино бытия, а не пресную воду.Я откроюсь тебе: цель творения – мы.Ненасытного разума зрение – мы.Этот круг мироздания перстню подобен.Лучший камень в его инкрустации – мы.Мы – веселья источник и пожар мятежа.Справедливости корень и коварство ножа.Совершенство и низость, очищенье и грязь.Мы – и чаша Джамшида, мы – и зеркала ржа.Употребляй вовсю румяна, притиранья.Но старость победить – напрасныестаранья.Сто раз произнеси, что ты – источник жизни,Но век измерен твой, как сказано в Коране.Смешна твоя радость, а также – обида.Ты легче пылинки из праха Джамшида,Мгновенья короче, бесплотней надежды,Что бледным огнем сновиденья прошита.Помнишь малую каплю, что стала волной,Горстку праха, что с глиной смешаласьземной?Что приход и уход твой для мира? – Вот муха:Прожужжала и стала сплошной тишиной.Тот, Чью тайну скрывают лазурные дали,Безразличен к победе моей и к печали.Пусть я пьян от грехов, но трезвею от веры,Что в конце Он утешит меня, как в начале.
Каплей жидкости были мы, вложеннойв чресла,Что в огне обоюдных желаний воскресла.Завтра ветры развеют наш прах, но сегодняВеселись: то, что в чаше, хмельно, а не пресно.Сам с собою сражаюсь – я жалок и слаб.Пью вино и не каюсь – я жалок и слаб.Отпусти мне, Всевышний, грехи, ибо знаешь:Потому и грешу я, что жалок и слаб.Допьем кувшин вина – в нем жизненная сила, —Покуда нас двоих тоска не сокрушила.Потом Гончар судеб наш прах смешаетс глинойИ вылепит кувшин, а может – два кувшина.Всё тайна: море бытия и жемчуг смысла в нем.Ее постигнуть ты и я пытались день за днем.И всяк болтал, увы, лишь то, что выгодусулило.Но дна никто не озарил спасительным огнем.Я в злобный рок не верю, коль мне ТворцомданоИз рук прекрасной пери волшебное вино.Грози мне адом, дыбой, вини во всех грехах,Но меж Луной и Рыбой напьюсь я все равно!Греша, не могу не испытывать страха.Но я уповаю на милость Аллаха.Пригрей, Всемогущий, Хайяма, которыйБыл пьяным гулякой, стал горсточкой праха.Ты, Аллах, замесил мою глину. – Как быть?Плоть слепил и согнул мою спину. —Как быть?Ты, Всевышний, деянья благие и злыеНачертал на челе моем бренном. – Как быть?Я вчера заходил к одному гончару.И сказал ему: «Помни: мы – пыль на ветру.Пыль осядет на землю, смешается с глиной,Чтоб воскреснуть кувшином на пьяном пиру».Пол пестрит черепками изысканной чаши,Чей узор – ожерелья жемчужного краше.Что, невежда, хрустит у тебя под ногой?Присмотрись к черепкам: это головы наши.Тысячи Махмудов и АйязовПоглотил бездонным синим глазомНебосвод. Никто не возвратился,Не утешил нас своим рассказом.
Что толку от прихода моего?Бесстрастен небосвод над головой.Уйду – его сиянье не померкнет.Зачем я здесь? И там я для чего?Я солнце цветком не могу заслонить,Не вижу судьбы золоченую нить.Ум вынул из моря жемчужину мысли,Но страх помешал мне ее просверлить.Мудрец, не проболтайся в пьяном споре,Иль тайна сердца сплетней станет вскоре.Запомни: перл, мерцающий в ракушке,Был каплей тайны, скрытой в сердце моря.Ты, чьи очи так алчно и хищно горят,День за днем умножающий рыночный ряд,Посмотри, что проделало время с другими,Даже с теми, что лучше тебя во сто крат.Останется зерно надежды на лугу.Твой сад перед тобой останется в долгу.Трать все – от ячменя до золотой монеты —С друзьями, а не то достанутся врагу.Тайну мира я вам не открою, увы,Ибо стану мишенью для грязной молвы.У премудрых мужей не в чести благородство.Проболтаюсь – и мне не сносить головы.Мечтаешь быть потомками воспетым?Трепещешь, словно лист, пред жадным светом?Уж лучше быть гулякой, чем святошей.И лучше быть пропойцей, чем аскетом.Не отвергая молодого, а также старого вина,Мы белый свет продать готовылишь за ячменных два зерна.Тебя тревожит, где я буду, когда покину мирземной?Отстань. Мне жаль тебя, зануду. Вот чаша. И она полна.От вина мы теплеем. Веселия гласЗаглушает обиды, живущие в нас.Если б выпил Иблис хоть глоток из кувшина, —Поклонился б Адаму две тысячи раз.Скупец, не причитай, что плохи времена.Все, что имеешь, – трать. Запомни:жизнь одна.Сколь злата ни награбь, а в мир иной отсюдаНе унесешь, увы, и горсточки зерна.
