Мудрость йоги
Шрифт:
Вы видите теперь, что главная идея Упанишад – необходимость познать Себя, или Абсолютное Существо. Много препятствий к этому будет время от времени встречать ум, особенно ум современный. Может возникнуть вопрос о пользе такого познания и т. п. Но все эти препятствия, как увидим, происходят от влияния прежних ассоциаций, так как ассоциации идей имеют страшную власть над нашими умами. Тем, кто с самого детства постоянно слышал о личностном Боге и личном уме, идея о познании сущности может показаться суровой и неприятной. Но если мы в течение некоторого времени будем привыкать к ней и направим на нее наш ум, эта мысль станет частью нашей жизни и совершенно перестанет пугать нас. На вопрос о пользе этой философии ответ может быть только один. Если на основании теории утилитаризма некоторые предпочитают стремиться к удовольствиям, то почему не могут стремиться к тому же те, чье счастье заключается в религиозном созерцании? Многие наслаждаются чувственными удовольствиями и потому ищут их; но могут быть и другие, которые ими не удовлетворяются и предпочитают удовольствия духовные. Все удовольствия собаки заключаются в еде и питье. Она не может понять счастья человека науки, готового отказаться от всяких удобств и жить, может быть, на вершине горы, чтобы наблюдать положение звезд и планет. Собака подняла бы на смех такое понятие об удовольствии. Ученый может быть почти нищим, он может не иметь денег, чтобы приобрести дом или завести семью. Он может жить на вершине горы, питаясь только хлебом и водой. Как посмеялась бы над ним собака! Но ученый, со
Привязанный ко всему мирскому, утилитарист говорит: «Смотрите, как я счастлив. У меня есть немного денег, и я не беспокоюсь о вещах, для меня недостижимых. Вот настоящий способ быть счастливым». До сих пор это хорошо. Хорошо для всех, называющих себя утилитаристами, потому что этот мир действительно ужасен, и если какой-нибудь человек может достигнуть в нем счастья каким бы то ни было способом, не обижая своих ближних, да поможет ему Бог. Но когда тот же человек приходит ко мне и говорит: «Делай так, как я делаю, или признайся, что ты глуп», – я отвечу: «Нет, ты ошибаешься. Те самые вещи, которые доставляют тебе удовольствие, убили бы меня, если бы я был вынужден их делать. Если бы я должен был посвятить свою жизнь добыванию нескольких горстей золота, моя жизнь не казалась бы мне стоящей того, чтобы иметь ее. Я предпочел бы умереть». Это единственный ответ, который может дать религиозный человек. И такой ответ уже заключает в себе утверждение, что религия возможна только для тех, кто покончил с низшими желаниями. Мы должны иметь подобный опыт. И только когда этот опыт завершится, перед нами может открыться другой, высший мир. Здесь мне приходит на ум чрезвычайно важный вопрос. Есть вещь, которая звучит очень неприятно и которая тем не менее является фактом. Эти чувственные удовольствия иногда принимают такие размеры и форму, которые делают их гораздо опаснее и соблазнительнее. Существует идея – постоянно имеющая приверженцев и встречающаяся во всех религиях, – что наступит время, когда останутся только радости и наслаждения в жизни, и эта земля сделается небом. Я этому не верю. Наша старая земля всегда останется такой же, как и теперь. Трудно говорить об этом; и все-таки я не вижу выхода из настоящего положения. Страдания человечества похожи на ревматизм. Выгоните его из головы, он перейдет в ноги; выгоните оттуда, и он окажется в каком-нибудь другом месте. То же и с несчастьем. В древние времена люди жили в лесах и пожирали друг друга. В нынешнее время, вместо того чтобы есть, они друг друга обманывают. Целые города, целые страны разрушаются вследствие обмана. В этом оказывается не так уж много прогресса. В самом деле, я не в состоянии понять, что вы называете прогрессом, это больше похоже на увеличение желаний. И если для меня что-то и ясно, так это то, что все страдания рождаются от желаний. Желания приносят все бедствия. Они превращают нас в нищих, которые всегда просят чего-нибудь и не могут видеть ничего в лавке без мысли о том, чтобы заиметь ее всю; в нищих, которыми всецело управляет мысль об обладании решительно всем. Вся жизнь становится жизнью нищего, сжигаемого неутолимой жаждой желаний. И если способность удовлетворения их возрастает в арифметической прогрессии, то способность желать возрастает в геометрической. Таким образом, в лучшем случае сумма счастья и несчастья остается постоянной. Если волна вздымается в одной части океана, она делает углубление где-нибудь в другой. Подобно этому, если счастье приходит к одному человеку, несчастье приходит к какому-нибудь другому человеку или, по крайней мере, к какому-нибудь животному. Посмотрите только, как увеличивается число людей и уменьшается число животных. Мы убиваем их и отнимаем у них землю. Мы лишаем их всех средств к существованию. Как можем мы говорить, что счастье увеличивается? Более сильная раса может поработить слабую, но станет ли она от этого счастливее? Нет, потом эти расы поменяются местами и растерзают друг друга. Увы, я не вижу, как этот мир можно сделать счастливым. Все факты говорят против возможности этого. Теоретически рассуждая, эта идея также невозможна. Совершенство всегда бесконечно. Это бесконечное совершенство уже в нас есть; наше усилие должно состоять только в проявлении его. Вы, я и каждый из нас стремимся проявить это совершенство. До сих пор рассуждения ясны.
На этом факте, однако же, некоторые немецкие мыслители думали построить странную теорию – именно, что это проявление будет продолжаться, делаясь все выше и выше, пока не станет совершенным, короче, пока все мы не станем совершенными существами. Но что значит совершенное проявление? Совершенство предполагает бесконечность, а проявление всегда ограниченно – получается противоречие в словах. Такое учение может доставить удовольствие детям, давая им удобную религию. Но в то же время оно приносит яд лжи и не способствует развитию действительной духовности. Мы должны признать тот факт, что этот мир вырождается, что человек – вырождение Бога, что, как говорит ваше собственное священное писание, Адам пал. В настоящее время нет в мире ни одной религии, которая бы не учила этому. Мы деградировали почти до состояния животных. Теперь мы начали новое восхождение. Когда-нибудь в будущем мы освободимся от этого рабства. Но на земле мы никогда не будем способны проявлять бесконечность. Как бы настойчиво мы ни боролись, в конце концов мы увидим, что подобное проявление невозможно. Придет время, когда мы признаем, что, пока мы связаны и порабощены собственными чувствами, мы не можем достигнуть совершенства. И когда это время настанет, прозвучит сигнал к отступлению, или к отречению.
Мы должны будем заставить себя выйти из затруднительного положения, в которое попали, и тогда станет возможным проявление милосердия и нравственности. Каков лозунг всех нравственных кодексов? Не я, но ты! Наше маленькое я есть выражение Беспредельного, находящегося позади него и стремящегося проявиться во внешнем мире. Беспредельное, Абсолютное стремится проявить себя, и результат этого стремления – вы и я. Но это маленькое я должно будет повернуть назад и стремиться снова соединиться с Беспредельным, – его собственной природой. Оно должно открыть, что все время делало неправильные попытки. Мы узнаем, что сами подставили наши плечи под колесо и сами должны уйти из-под него. Это открытие делается ежедневно. Все время, когда вы говорите: «Не я, мой брат, но ты!» – вы стараетесь уйти назад в Беспредельное, непроявленное. Стараясь, наоборот, перевести Беспредельное в проявленное, вы говорите: «Я, а не ты». Такой образ действия вносит в мир зло и борьбу. После него должно начаться отречение, вечное отречение. Только тогда маленькое я умрет и исчезнет. Только тогда вы узнаете, что для вас безразлично, живете вы или умираете, так как все мысли о жизни и наслаждении ею здесь или расчеты на жизнь в каком-то другом состоянии или месте, но состоящую тоже в чувственных удовольствиях, – те же все повторяющиеся рабство и смерть.
Если бы было верным утверждение, что мы в этом мире не что иное, как более развитые животные, то мы могли бы привести тот же самый аргумент, только в обратном направлении, так как животные в свою очередь могут быть деградировавшими людьми. Откуда вы знаете, что это не так? Вся теория развития основана на факте, что мы находим ряд
Без сомнения, я хотел бы быть убежденным в совершенно обратном. Но те две идеи, что Абсолют можно вынудить к проявлению и что мы продолжаем двигаться вечно по прямой линии, я не принимаю. Обе они бессмысленны. Нет такой вещи, как вечное движение по прямой линии. Если вы бросите камень вперед, то наступит время, когда он опишет круг и вернется назад. Разве не математическая аксиома, что прямая линия, бесконечно продолженная, становится кругом? Итак, я придерживаюсь старых религиозных принципов, утвержденных Христом и Буддой и высказанных в веданте и Библии, что со временем мы все достигнем совершенства, но только отказавшись, отвернувшись от настоящего несовершенства.
Весь этот мир – ничто. В лучшем случае он только скверная карикатура, только тень Действительности. И в нем глупцы кричат о чувственных наслаждениях. Бежать в сбруе чувств легко, и легче всего ограничиваться по-старому едой и питьем. И новые философы рекомендуют именно эти удобные идеи и ставят на них клеймо религии. Такие учения неверны. В чувствах – смерть, а мы должны стать выше смерти, потому что она не есть Действительность. Только отречением мы можем достичь Действительности. Отречение проповедуется во всех кодексах нравственности. Оно есть сила, проявляемая в каждом шаге, в каждое мгновение, когда мы не думаем о себе. Когда мы узнаем, что мы как бы мертвы, что маленькое я в нас умерло, только тогда мы достигаем Действительности, и эта Действительность, которая есть Бог, по словам веданты, наша собственная истинная природа! Бог всегда в вас, всегда с вами. Живите же и вы в Нем и оставайтесь в Нем. Это хотя и кажется трудным, будет постепенно все легче и легче, и вы увидите, что такое состояние – единственное радостное состояние, всякое же другое – смерть. Жизнь в сфере Духа только и есть жизнь. Во всех же других сферах – только смерть. На весь этот мир и на время, которое мы обречены проводить в нем, следует смотреть просто как на место и время обучения. Только поднявшись выше него, можно наслаждаться настоящей жизнью.
Свобода души
Катха Упанишада, которую мы до сих пор изучали, написана гораздо позднее, чем Чхандогья Упанишада, к которой мы приступим теперь. Язык первой новее, и ее мысли выражены яснее. В более древних Упанишадах используется архаичный, вышедший из употребления язык, похожий на язык гимнов в некоторых частях Вед, и чтобы добраться в них до сути учения, приходится с трудом преодолевать массу излишних описаний. Обрядовая литература, о которой я уже говорил вам как о составляющей вторую часть Вед, оказала сильное влияние на древнюю Упанишаду, так что больше чем половина ее посвящена обрядам. Но, с другой стороны, изучая эти древние Упанишады, мы имеем то преимущество, что можем наблюдать историческое возникновение религиозных идей. В более поздних Упанишадах религиозные истины собраны и сведены в одно целое, как, например, в Бхагавадгите, на которую мы можем смотреть как на последнюю из Упанишад, – в ней мы не находим и следа старой обрядности. Почти все стихи Гиты собраны из разных Упанишад и в целом составили своеобразный букет духовных истин. Но в них невозможно наблюдать в строгой последовательности рост идей и нельзя проследить их до первоначальных источников; это обстоятельство, как было указано, составляет огромное преимущество изучения Вед, так как идея святости, связываемая с этими книгами, охранила их лучше, чем что-либо, от искажений. В них самые высокие и самые простые мысли одинаково сохранены, и никто никогда не осмеливался касаться их, существенны они или не существенны, представляют ли собой самые благородные истины или касаются самых незначительных подробностей. Конечно, от времени до времени появлялись комментаторы, пытавшиеся смягчить их противоречия и из очень древних положений извлечь новые идеи, находя религиозные истины в самых обыкновенных утверждениях; но сами тексты оставались неизмененными и представляют собой в настоящее время самое редкое в мире поле для исторических исследований.
В священных писаниях почти всех других религий с течением времени и с ростом и развитием мысли тексты изменялись, одни слова заменялись другими, а понятия, не соответствующие духовному прогрессу времени, совсем выбрасывались, и это происходило совершенно независимо от смягчающего влияния комментаторов. В литературе Вед этот процесс, вероятно, никогда не происходил, а если и происходил, то результаты его почта незаметны. Таким образом, здесь мы имеем огромное преимущество – можем изучать идеи в их первоначальном значении, замечать их постепенное развитие, как из материалистических идей возникают все более и более тонкие идеи духовные, пока не достигнут наибольшей высоты в веданте. В этих Упанишадах приведены также некоторые старые нравы и обычаи, правда, в небольшом количестве. Язык же их отличается особенным изяществом, способствующим их запоминанию.
Но создатели этих книг, желая напомнить читателю какие-нибудь факты или истории, которые они считали хорошо известными, не излагали их, а ограничивались подстрочными ссылками на них. И это представляет теперь неудобство, состоящее в том, что мы лишены возможности узнать подлинный текст какого бы то ни было из преданий, на которые они ссылаются, так как сведений о них почти уже не осталось, а то немногое, что осталось, сильно изменено. Эти притчи подверглись стольким новым толкованиям, что в Пуранах фактически уже развернулись в целые поэмы. В истории западных стран политическое развитие выражается в неприятии идеи единоличного управления государством. Переходя постепенно к демократическим формам правления и более широким понятиям о свободе личности, Запад демократизировал свое общество. В Индии замечается то же явление, но только в области метафизики и духовной жизни. Сначала первоначальное множество богов уступает место Единому Богу Вселенной, а затем, в Упанишадах, поднимается восстание и против одного Бога. Для мыслителей этого периода становится невыносимой идея о многих Правителях, каждый из которых управляет своей областью. Более того, их умы не выносят и предположения о том, что одна личность может управлять Вселенной. Так, по-видимому, возникла эта идея, а затем все более развивалась, пока не достигла предела. Почти во всех Упанишадах раньше или позже мы встречаем идею о низложении Единого Бога Вселенной. Личный Бог исчезает, и Его заменяет Безличный. Он уже не лицо, не человеческое существо, занимающее место Правителя миров, как бы оно ни было возвеличено и распространено, а принцип, воплощенный в нас и во всех существах и присущий всему космосу. После этого, отвергнув Личного Бога ради Безличного, было бы нелогично продолжать смотреть на человека как на личность; и, следовательно, понятие о человеке как о личности тоже должно быть отброшено, и человек в свою очередь должен рассматриваться как принцип. Снаружи личность, внутри принцип – таково должно быть истинное представление о нем. Так одновременно в двух направлениях шел процесс разрушения идеи личности и перехода к принципу: Личный Бог переходит в Безличного Бога и личный человек – в безличного человека. Так последовательными ступенями развивалось великое представление о Боге и человеке. Мы видим две сходящиеся линии, Безличного Бога и безличного человека, и Упанишады объединяют их последовательно так, что наконец они становятся одной. Последнее слово каждой Упанишады: «Ты – Тот!» Есть только Один Принцип, Один вечно блаженный и этот Один Принцип проявляет Себя во всем этом разнообразии.