Муха в вине
Шрифт:
— Поднимайся и иди в зал, — хлопнул он ту по оголенной заднице.
Повернувшись, обомлел. Перед ним стояла, усмехаясь, Лина.
— И как давно ты здесь? — промямлил тот удивленно.
— Так давно, что даже успела рассмотреть твою родинку на ягодице. А я не знала, что она существует, надо же, — всплеснула она в ладоши.
Виктор загораживал женщину, но Лина ее узнала по платью, которое сама и покупала в бутике.
— Светка, вставай и оправься, — проговорила она язвительно, — можешь не скрываться. Я все видела. С этого момента ты уволена. А ты, мой дражайший супруг, больше ни шага не сделаешь в мою спальню. Я брезгую тобой.
Она посмотрела на их красные, растерянные лица и, хмыкнув, повернулась и вышла, прикрыв тихо двери.
Весь вечер и полночи Виктор пытался выпросить у нее прощения, объясняя это своим либидо.
— С моей фрейлиной ты можешь теперь поступать, как хочешь, только одно — я не хочу ее видеть.
Тот, понимая, что выпросил прощение, обещал убрать ее утром, сразу после завтрака.
К столу та не спустилась. Перед своим выездом из дома, она стояла на коленях перед Линой и просила прощения, обещала никогда больше ее не подводить. Лина колебалась. У нее никого не было ближе этой Светки, и знала, что Виктор ей нравился и она давно облизывалась на него, но пока тот ходил к ней в спальню, она не делала никаких попыток, и как только та отказала Виктору в близости, сделала все, чтобы он захотел ее и приняла, не отказав и Олегу. Каждую ночь хозяин посещал комнату женщины, с которой тот тоже спал. Так они и жили почти втроем: сначала ее имел хозяин, потом слуга. Светка была рада. Ее желание исполнялось на глазах: хозяйка в доме и еще в постели.
— Правда неофициальная, — шептала она сама себе под нос, — зато необходимая, а это больше, чем любимая. Любовь проходит, а желания остаются.
И то, что хозяин крепко запал на сластолюбивую наперсницу, она поняла и не отказывала тому в его фантазиях. Иногда с примесями садизма. Им обоим это нравилось, и они понимали друг друга.
Лина простила Светку, решив, что лучше знать, с кем спит муж, чем не знать и бояться болезней, которыми тот может наградить. Так и повелось. Лина спала одна, без приставаний, а Светка выполняла все требования расходившегося хозяина. Зато и в доме она заняла главенствующее место. И сейчас особенно, и даже стала указывать Лине, что надо есть, во что одеваться, куда ходить и когда показываться врачу. Она нашептывала Виктору, что Лина не выполняет требования доктора, что спит, когда надо гулять, ест, что запрещено, и это может повредить плоду. Он начал высказывать это и Лине, на что та отмахивалась и советовала ему к ней не приставать. А когда та отказалась от госпитализации в своем последнем обмороке, рассвирепел и накричал на жену, что она должна слушать врача и лечь на обследование, на что Лина рассмеялась тому в лицо:
— Не дождешься, когда сможешь свою подстилку расстелить на супружеской кровати?
Он замахнулся и она, резко отшатнувшись, зацепилась каблуком за ковер и рухнула между кресел, ударившись боком о деревянный твердый подлокотник. Виктор опешил и кинулся к ней с криком, пытаясь поднять. У него это плохо получалось, так как кресла были тяжелыми, отодвинуть их самому не представлялось возможным. Лина же лежала без движений, и лишь из под виска на ковер натекала кровь. На его крик прибежали слуги и охрана, сдвинули мебель и подняли на диван бессознательное тело Лины. Вызвали скорую и ее увезли в клинику. Виктор дежурил около палаты, куда положили ее и с ужасом ждал приговора. Доктор, ведущий ее беременность, вышел бледным и сообщил страшную новость, что его ребенок мертв и Лина в тяжелом состоянии.
Виктор сел на пол, в отчаянии сжимая ладонями голову.
— Нет, не хочу, — шептал он безумно, — нет, не надо…
Ему помогли присесть на кушетку и заставили выпить что-то пахучее и горькое. Потом охранник подхватил хозяина под локоть и вывел его на воздух. Посадив в машину, повез домой. Виктор сам дошел до кабинета и рухнул на диван.
— Все, — повторял он и слезы, злые слезы текли по щекам, — Это все она, она наговорила мне на мою жену.
Он подскочил на ноги и ринулся в Светкину комнату, но там ее не нашел. Пустился бегать по дому, но везде было пусто, все попрятались, потому что знали, что в таком состоянии хозяин не отдавал себе отчета и мог убить. Тем более сейчас, когда охранник сообщил о потере хозяйкой ребенка. Все скоро убрались с глаз долой, помня взрывной характер хозяина.
Не найдя виновницы его горя, он просто напился.
Следующим утром он уже был у постели Лины и держал ее за руку, пока та не очнулась. Увидев встревоженные и виноватые глаза мужа, она вздохнула и отвернулась, вырвав руку.
— Прости меня, Гала, — склонился он над ней, пытаясь заглянуть в лицо.
— Оставь меня в покое, — едва слышно проговорила Лина, — И проспись. Несет от тебя, — она скривилась.
— Это все твоя Светка, — встал перед постелью на колени, и вновь хватая ее за руку, — это все она. Все уши прожужжала, что ты не подчиняешься правилам. А я не хотел. Просто все как-то сложилось непросто. Вот на меня и накатило. Прости, — целовал он ее пальцы и слезы катились по его щекам, пьяные слезы, как поняла Лина. Ей было горько и жутко противно смотреть на его сморщенное опухшее от пьянки лицо, и она закрыла глаза.
— Прощаю, и иди домой. Мне надо отдохнуть, — сказала она, лишь бы только не видеть его и не слышать его голос.
Через неделю ее выписали из клиники и она появилась в доме. Светка принялась ухаживать за ней и бросалась опрометью выполнять любое ее желание. Лине было все равно ее отношение к Виктору, ее хозяйничанье в доме. Она еще долго приходила в себя после такой катастрофы. Через месяц, она сказала Виктору, что хочет поехать в Израиль, полечиться и проведать свою подругу. Теперь она у нее осталась одна. Виктор готовый на все, лишь бы добиться ее благосклонности, отпустил жену и заказал лучший отель, машину с водителем и открыл счет в банке страны, для оплаты лечения жены в любой клинке, которую той посоветуют врачи.
Лина собиралась недолго, после отклика на свой запрос по гинекологическому лечению. Ей предоставляли место в самой элитной клинике страны.
В Шереметьево ее провожал Виктор. Он держал жену за талию и прижимал к себе, потом нежно поцеловал и пожелал хорошего отдыха и лечения.
Он не жалел денег, не жалел себя. Ему нужен здоровый наследник и именно от Лины.
— Путь летит, я перебьюсь, лишь бы потом смогла выносить, — шептал он ей в спину, и просил мысленно, чтобы та обернулась.
Она не обернулась.
Глава 10
Израиль встретил Лину хамсином, жарким воздухом с пустынных земель Аравийского плоскогорья. Аэропорт Бен-Гурион кишел людьми их голосами и смехом. Прихватив свой чемодан и сумку, с медленно ползущей по кругу ленты транспортера с вещами прибывших, Лина легкой походкой пошла к выходу. Там, на остановке взяла такси и сказала на иврите адрес.
Гостиница в Тель-Авиве была на берегу и отличалась современной красотой в европейском стиле. Заказанный заранее номер люкс был чист, прохладен и роскошен.
— Не пожалел денег, — скривилась Лина, вспомнив наказ мужа, о непременном лечении, — На все согласен, лишь бы получить свое.
Она окинула взглядом апартаменты, которыми не погнушался бы и принц крови, и рухнула спиной на застеленную кровать. Закрыв глаза, отдыхала от израильской жары. Приподнявшись, нашарила сумку, вынула смарт. Набрала номер и услышала знакомый голос женщины, которую хотела видеть.
— Здравствуй, Тома! Это я. Я в Израиле. Только что заселилась в гостинице, — и она назвала адрес и номер комнаты, — Когда сможешь приехать? У меня много новостей.