Муха в вине
Шрифт:
— Как она, доктор? — спрашивал трясущийся муж со стаканом спиртного в руке.
— Она плоха. Будем наблюдать в клинике, и сейчас ничего не могу сказать, — спокойно ответил он, — а вот вам необходимо самому показаться врачу. Психологу. Советую, как врач.
Увидев кивок мужчины, скривился и вышел вслед за санитарами. Погрузив Лину в машину, скорая сорвалась с места, включив сирену.
Светка, утирая слезы и всхлипывая, убиралась в комнате, а Виктор сидел в кресле с отсутствующим взглядом и пил стакан за стаканом. Она с опаской поглядывала на него и молчала. Собрав в мешок остатки одежды, окровавленные салфетки и простыни, она вышла, тихо прикрыв за собой двери.
Там, за красивыми массивными дверями в комнате с роскошной и дорогой мебелью, сидел пьяный мужчина и плакал. Он понимал, что теперь будут ужасными последствия и их отношения станут и вовсе безнадежными.
Лина провалялась в клинике три недели. У нее было сотрясение мозга, сломан нос, разбито лицо и рассечена бровь. Кроме всего, гематомы по телу и воспаление в паху от насилия. Лечение проводилось самое лучшее, и она поправлялась. Правда, психическое состояние давало сбои, и ее определили к психотерапевту, как изнасилованную. Так предписывалось лечение таких пациентов. Подавать на своего мужа заявление, она не стала, несмотря на появление в ее палате полицейского, сказала, что не видит в том резона и что это семейные разборки. Полицейский равнодушно завершил свой опрос, и Лина подписала все нужные бумаги. За это время Виктор несколько раз просился с ней поговорить, но сначала ему не советовали врачи, а потом отказывала сама Лина. Видеть его после всего она не хотела, да и боялась. По истечении времени, интенсивного лечения и бесед с психоаналитиком, она выписалась домой. Ее встречала Светка и шофер. Молча, кивая прислуге, она зашла в спальню и приказала горничной Лизавете собрать все ее вещи и перенести в гостевую комнату в самом дальнем углу этажа. Выбрав небольшое помещение, с видом в сад, она спустилась в столовую и, заказав кофе, присела за стойку бара. Налив в бокал вина, пригубила и задумалась. Ей как-то надо было сообщить мужу о своем решении подать на развод, и она сломала голову, как это сделать. Оставив супружескую спальню, тем самым показала, что не хочет больше видеть его рядом, тем более в постели, а вот окончательно разойтись и получить свободу, она сомневалась, что тот согласится. Она, конечно, знала, что зафиксирована в приемном покое клиники и там прописан ее диагноз, и этим можно будет воспользоваться при шантаже и склонении к разводу, но она также опасалась его реакции и неадекватного поведения при этом. Решившись, дождалась его прихода и попросила подняться к ней в комнату. Тот был удивлен ее переселением, но смолчал, а вот когда услышал ее решением развода, окрысился.
— Я уже говорил тебе и вновь повторю, что ты не получишь его никогда. Забудь и выбрось из головы.
— Я все равно подам, и ты обязан будешь соблюсти закон. Даже без твоего присутствия меня разведут через три месяца, особенно когда предоставлю справку о том, как ты меня изнасиловал и чуть не убил. И если ты возьмешь даже кучу адвокатов, это ничего не изменит. Мое решение окончательное. Ведь ты не хочешь меня убивать? А это может случиться в любое время и при любом обстоятельстве.
— Что ты имеешь в виду? — глухо пробормотал он, глядя на жену исподлобья.
— Ты опять будешь принуждать меня к половому акту насилием, так как я больше не хочу тебя видеть в своей постели. Кроме того ты неадекватен и не можешь сдерживать себя, когда тебе отказывают в этом. Тебе надо лечиться, — выдохнула она, — Ты психопат.
Виктор молчал и потом рухнул перед ней на колени.
— Прости меня, — хватал он ее за руки, целовал край платья, полз за ней и бился об пол головой, — Я, дурак, полный кретин, сволочь, но я так тебя люблю, что не могу себя остановить, когда ты сопротивляешься, когда отталкиваешь меня, когда холодна и равнодушна. Ну, чем я тебе не мил, скажи? Что во мне такого, что отвращает тебя? Что я должен сделать, чтобы ты смилостивилась и простила меня, Гала?
— Перестань называть меня этим дурацким именем, — закричала она, вырываясь из цепких рук мужа.
— Ладно-ладно, — встал на ноги Виктор, — больше не буду. Лина. Так?
Она передернула плечами.
— Лучше будет обращаться к друг другу по имени-отчеству. И так, Виктор Степанович, с этого момента мы чужие люди и будем жить, каждый своей жизнью пока не разведемся.
— Ты хочешь отступных? Сколько? — сморщился он, плеснув воды в стакан.
— Мне нужна моя квартира, то есть бабушкина и все. Давай будем взрослыми людьми и решим по-хорошему, без шума. До развода я перееду туда и потом решу, куда ехать и где жить. Твоих денег и имущества мне не надо.
— Откажешься от половины, что следует тебе по закону? — ухмыльнулся он, выпивая воду.
— Отказываюсь. Это все не мое и я не хочу быть тебе обязанной. Мне не нужны твои грязные деньги.
— Ах, грязные деньги! — вскричал он и швырнул стакан в стену.
Стекло полетело в разные стороны, и Лина едва не попала под его осколки. Бледный, с расширенными зрачками, тот смотрел в испуганное лицо девушки и улыбался.
— Ты не желаешь мараться? А как же твои поездки, твои шмотки, салоны, путешествия? Тогда были они же, и ты их принимала. А сейчас отказываешься, считаешь их недостойными тебя, такую чистую, такую правильную. Голубая кровь, да?
— Оставь, Виктор Степанович, ты меня неправильно понял. Прости, если обидела. Просто сорвалась и зря наговорила. Давай все решим спокойно и разойдемся достойно. Наши препирательства не доведут до добра. Мы с тобой не понимаем друг друга и можем опять наделать глупостей.
Виктор посмотрел на Лину внимательно, прищурив злые глаза, и молча вышел, хлопнув дверью. Она закрылась с таким стуком, словно прозвучал выстрел. Девушка вздрогнула и в изнеможении присела в кресло. Придвинув листы бумаги, она начала писать заявление на развод, списывая их с образца в своем ноутбуке.
На следующее утро она спустилась в столовую к завтраку. Там увидела сидящего Виктора, поздоровалась и села на свое место. Подали ее заказ, и она принялась за еду, искоса наблюдая за хмурым мужем. Тот молча поглощал пищу. Потом долго пил кофе, и о чем-то думал, глядя на спокойную жену. Она сидела, как на иголках.
— Что у него в голове? — ерзала она и все не решалась задать вопрос, но потом все же не выдержала, — Что ты решил?
— Я еще думаю, — медленно, растягивая слоги, проговорил он.
— Когда мне ждать ответ?
— Как решу, — безэмоционально ответил тот и встал, — До вечера.
Она машинально кивнула и осталась сидеть на месте. Потом подошла к окну и выглянула во двор. Там, открывал хозяину дверцу машины его шофер и Виктор вдруг обернулся. Они встретились взглядом и Лина отшатнулась. В его глазах она увидела лед и свой приговор. Он был страшным. Кавалькада из двух бронированных машин выехала за ворота и девушка, опомнившись, бросилась в свою комнату. Там она сидела, вспоминая его взгляд, и холодок бежал по позвоночнику.
— Надо бежать, — судорожно метались ее мысли, — только как? Он же не позволяет мне даже выходить одной из дома. Что-то надо придумать. И куда? Здесь найдет и запрет навсегда, ехать к подруге в Израиль, он знает ее адрес. Думай Лина, думай! — терла она виски и ходила взад вперед по комнате.
Так ничего не придумав, она легла на кровать и закрыла глаза.
Это было отчаяние. Она чувствовала себя как муха, попавшая в бокал с вином. И даже если и выберешься, то пьяной не взлетишь.