Мумия из семейного шкафа
Шрифт:
— Алина Николаевна, а вы уже из больницы вернулись? Подлечились? — полюбопытствовала соседка, никуда не собираясь уходить.
— Мне лечить нечего, — огрызнулась Алина. Вероника Алексеевна ее раздражала. Она бы с удовольствием отослала ее подальше, но в присутствии Воронкова не хотела выглядеть грубиянкой. Поэтому Алина, сдерживая себя, всего лишь сверкнула глазами в направлении приставучей соседки.
А та не унималась:
— Нет, точно надо «Скорую» вызвать. Одна моя приятельница на арбузной корке поскользнулась и позвоночник сломала, теперь даже на инвалидной коляске передвигаться
Вероника Алексеевна определенно обладала даром внушения. Если до сих пор я чувствовала ноги и руки, только пошевелить ими из-за листа гипсокартона не могла, то теперь, после ее слов, абсолютно перестала ощущать свои конечности. Я запаниковала, и, как видно, все мои эмоции отразились на лице.
— Посмотрите, как ее скрючило. Это же паралич, — опять затянула свое Вероника Алексеевна. — Ох, бедняжечка. Кто же теперь ребеночка воспитает?
— Прекратите! — вспылила Алина. — Вас Пуфик заждался. Как бы он на сквозняке не простудился. А ты живо поднимайся! — это уже было сказано мне, и сказано во весь голос, да так, что я испугалась окрика Алины даже больше предполагаемого паралича.
Моя подруга сняла с меня кусок гипсокартона и поставила на место. Я сначала села, встряхнула головой, потом встала на четвереньки и, наконец, приняла вертикальное положение. Алина похлопала меня по плечу и надменно посмотрела на соседку.
— Что я вам говорила? Само прошло. А вы: «Скорую» надо вызвать». Да на ней пахать можно, только рявкнуть надо погромче. Все, до свидания, Вероника Алексеевна! — не дожидаясь ответа, Алина захлопнула дверь. — Вовремя ты поднялась, еще несколько минут, и она бы точно позвонила по «ноль-три». А где эти шалопаи? Что же они с матерями делают? Где их черти носили?
Алина пошла вразнос. Разобравшись с соседкой, она переключилась на детей. Аня и Саня, понимая, что шутка не удалась, стояли в сторонке, потупив взоры.
— Я вас спрашиваю или дух отца Гамлета?
— А это кто? — переспросил Санька.
Аня дернула его за рукав и тихо сказала:
— Это так, для связки слов, все равно что спросить: «Кто за тебя уроки учить будет? Пушкин Александр Сергеевич?»
— А, понятно.
— Разговоры в строю! Где были?
— Мы хотели вас напугать привидением, — хором признались дети. — Специально на нашу квартиру за простыней ездили.
— А вы знаете, что мы полицию вызвали? Вот, капитан Воронков специально прибыл. Раз уж он здесь, может, вас в полицию забрать, чтобы вы разучились без спроса сбегать?
— Мы больше не будем, — зашмыгали носами дети.
— Не кричи, Алина, они уже раскаиваются, — заступилась за детей Степа. — Извините, Сергей Петрович, что так получилось.
— Да, хорошо, что все так закончилось. Но вы мне, кажется, хотели рассказать какую-то историю об этой квартире? — напомнил Воронков.
— Мы? — Степа широко раскрыла глаза, изображая искреннее удивление. — Мы только хотели, чтобы вы нам нашли детей. А они сами нашлись. Но все равно спасибо, что вы пришли. Не смеем вас больше задерживать. Будьте уверены, мы этим разбойникам мозги вправим. Впредь никуда убегать не будут.
Воронков пожал плечами — поди разберись, что у этих женщин в головах, и поспешил проститься, дабы не присутствовать при том, как две разъяренные мамаши будут вправлять мозги своим деткам.
Чтобы дать детям сполна прочувствовать свою вину, весь вечер мы с Алиной лакали валерьянку, изображая сердечных больных. Собственно, ничего мы особо не изображали и пили валерьянку по делу. Я весь вечер не могла прийти в себя. У меня сами по себе наворачивались слезы, а руки тряслись так, что я не могла поднести ко рту стакан с водой, не расплескав его по дороге. С Алиной происходило примерно то же самое.
В конце вечера Аня и Саня не выдержали и слезно повинились в содеянном. Они уже сами были не рады тому спектаклю, который изначально затеяли для увеселения.
— Ладно, прощаем. Идите спать и больше без нашего на то разрешения со двора ни шагу.
Дети отправились спать, а мы еще немного посидели перед телевизором. Был выпит чай, была убрана посуда. Я уже хотела подняться и пойти спать на выделенном мне матрасе, но Степа, неугомонная наша Степа, опять вернулась к наболевшему вопросу:
— Что будем делать с Васильевым?
— А что с ним делать? — зевая, спросила Алина и тут же сама ответила: — Завтра поедем в больницу, найдем морг, присмотримся к этому типу. А там будем действовать по обстоятельствам. То ли сами его расколем, то ли Воронкову сдадим. Или же сами сначала расколем, а потом Воронкову сдадим.
На том и порешили.
Глава 24
Под действием изрядной дозы валерьянки я уснула почти мгновенно и спала бы, наверное, до самого утра, если бы меня не разбудила Анюта. Она растолкала меня среди ночи. Спросонья я никак не могла взять в толк, что от меня хочет ребенок. Прошло минуты три, прежде чем я поняла, о чем она говорит:
— Мама, смотри — глазки.
И правда, в метре от матраса, на котором мы спали с Аней, в темноте поблескивала пара бусин. Определенно, это были глаза какого-то животного, но не Бобби и не Ромки. У кошек и собак глаза намного крупнее этих двух зернышек.
Животное сидело от нас на расстоянии вытянутой руки и не собиралось удирать. Более того, оно издавало подозрительные звуки, как будто что-то грызло.
— Сейчас я фонариком посвечу.
Аня полезла под подушку и вытащила маленький брелок с лампочкой. Вспыхнул неяркий свет, в свете которого мы смогли увидеть крысу, огромную и ужасную. Она нагло сидела перед раскрытой книгой и хрустела пахнущими типографской краской страницами.
— Крыска! — воскликнула Аня.
При виде жуткого грызуна я зажала рот руками, чтобы своим криком не разбудить остальных. Только зря я не дала воли своим эмоциям. Вместо меня из своей комнаты заголосила Алина:
— Крыса! Крыса! Здесь крыса! Она хотела меня укусить!
Алина так орала, что разбудила всех. Проснулась Степа. Она выбежала на крик Алины в коридор и включила свет. Луч света через дверной проем упал на нашу с Аней крысу. Эта тварь нехотя оставила художественную литературу и, не торопясь, виляя толстым задом, скрылась в углу за книжным шкафом.