Муранча
Шрифт:
То, что стена рухнула под их напором, Илья понял по резкому рывку вперед. Комбайн вместе с облепившими его тварями вдруг подался в пустоту. В тот же миг из разверзшейся перед ними бреши хлынула вода.
А уже в следующий миг бур наткнулся на какую-то новую преграду — большую, мягкую и податливую. Сверла и резцы вошли в нее с влажным чавкающим звуком. Но едва это случилось, как неведомая сила подхватила живой клубок, в центре которого находилась работающая машина. Выворотила его из пробитой бреши, приподняла, перевернула,
Бур взвизгнул, царапнув обо что-то твердое и прочное. Илью швырнуло на Сапера. На мгновение кабина оказалась внизу, а гусеницы вверху. Потом комбайн грузно, как тяжелый железный шар, перекатился набок. Падение и сильный удар стряхнули с него большую часть «живности». Но и машине досталось тоже.
Двигатель заглох. Бур отключился. В кабину посыпались истрескавшиеся и разбитые стекла. Налепленные на пленку, они звенящими лохмотьями вываливались из креплений.
Чудом уцелела и не погасла фара-прожектор. В ее ярком свете Илья увидел, что происходит снаружи.
Сапер не обманул: они находились на Ворошиловской. В самом центре муранчиного логова.
Воздух на станции был влажный, пропитанный острым запахом муранчи. Сверху текло и капало. Внизу блестели лужи и струились ручейки.
Перевернувшийся комбайн лежал у края платформы. Рядом, на путях, ворочалось, содрогалось и дергало короткими толстыми лапами, похожими на кривые пеньки и коряги, раздувшееся тело — черное, щетинистое и блестящее от влаги, с глубокой рваной раной на боку.
— Ухш-шух-ухш-шух. Ухш-шух-ухш-шух. Ухш-шух-ухш-шух… — издавало оно стоноподобные звуки.
Гора колышущейся, истекающей густой слизью-кровью плоти принадлежала существу настолько огромному, что по сравнению с ним даже гигантская подземная мокрица казалась карликом.
Муранчиная матка… Теперь Илья видел ее вблизи.
Судя по всему, когда комбайн прорубился к станции, бур сильно поранил «королеву», и та попросту выпихнула машину вместе с прицепившимися к ней тварями из своего лежбища.
В освещенный фрагмент пространства попала также широкая брешь, через которую на станцию теперь сплошным потоком валила подземная «живность».
Разглядел Илья и кое-что еще. На стенах, на сводах, на колоннах и на платформе, среди луж и потеков влаги, белели прилепленные друг к другу пухлые мешочки овальной формы. Что это такое, догадаться было нетрудно. Куколки. Муранчиное потомство…
Несколько куколок было раздавлено комбайном. Монстры подметро с жадностью набросились на яйца муранчи. Они с одинаковым аппетитом пожирали и лопнувших куколок, и еще целых. И не только их. Илья увидел, как раненая мокрица, отцепившись от комбайна, прямо с платформы принялась вгрызаться в сотрясающееся тело муранчиной «королевы».
Мокрица делала то, чего не удалось Казаку. Она убивала матку.
— Ухш-шух-ухш-шух. Ухш-шух-ухш-шух. Ухш-шух-ухш-шух… — гулко и утробно стенала «королева».
Разумеется, муранча яростно атаковала вторгшихся в ее владения чужаков. А муранчи здесь было полно. Она была здесь просто в немыслимых количествах.
— Чири-хи-чири-хи… Чири-хи-чири-хи… — Беспокойный и устрашающий стрекот несся со всех сторон. Шуршали крылья, скрежетали лапы, мелькали тени.
— Рух-рух-рух-рух. Рух-рух-рух-рух… — Одни твари сыпались сверху на других.
Из метро подтягивалось подкрепление. Муранча защищала свою территорию, свою матку и свое потомство.
А пришельцы из глубин все лезли и лезли через разрушенную стену на острый муранчиный запах, на шум разворошенного муравейника и на яркий свет фары-прожектора.
Под сводами Ворошиловской разворачивалась невиданная битва.
Муранча вцеплялась в уродливые головы, хребты, бока, конечности и щупальца «живности». Кусала, жалила. Голодные подземные твари в свою очередь давили, ломали, рвали на куски и пожирали атакующих насекомых.
И все-таки муранча брала численным преимуществом. В этом муравейнике у «живности» не было шансов. Но и чувство самосохранения у нее, видимо, тоже отсутствовало напрочь. Все новые и новые монстры проталкивались в брешь и с ходу вступали в битву, перетекающую в пожирание погибших и заканчивающуюся собственной смертью.
Повсюду плескалась вода, кровь и слизь, хлюпали и бились в грязных лужах извивающиеся тела, лапы, хвосты, щупальца, хрустел хитин, сломанные конечности и муранчиные крылья. Твари наползали, напрыгивали и налетали друг на друга. Шипение, свист, клекот и стрекот чудовищной какофонией наполняли станцию и эхом разносились по примыкающим к ней туннелям.
А из туннелей валом валили свежие орды насекомых-мутантов. Не считаясь с потерями, муранча набрасывалась на каждую тварь, что выползала из-под земли.
Илья видел, как мокрицу, заживо пожиравшую «королеву», уже облепили со всех сторон. Мокрица клекотала. Ее единственный хвост судорожно дергался и подобно толстому кнуту перебивал муранчиные тела, срубал головы, крушил крылья и лапы. Но муранча, накрыв врага сплошным шевелящимся одеялом, уже рвала его раны, вгрызалась в панцирные пластины, впрыскивала яд под хитин.
Такого мокрица пережить не могла. Хвост-кнут дернулся в последний раз. Мокрица свернулась клубком и, кажется, сдохла. Но в раздувшееся жирное тело матки уже вгрызалась другая подземная «живность», ошалевшая от обилия пищи.
— Ухш-шух-ухш-шух. Ухш-шух-ухш-шух, — вздыхала и стонала «королева».
Муранча бросалась на чужаков. Подземные твари отбивались от муранчи. Яростная грызня продолжалась…
Битва тварей шла на полу, на стенах, на потолке. Всюду бурлило живое месиво. Трупы погибших и раненых существ покрывали Ворошиловскую сплошным ковром. Даже, пожалуй, коврами, настеленными уже не в один слой.