Муравейник3 -Тейя-2-Рой
Шрифт:
Амелия кивнула помощнику. Тот живо подбежал и вытащил из костра раскалённый клинок. Подобрался к осуждённой и прижал к земле вместе с палачом. Второй вопль перекрыл первый. В воздухе запахло паленым мясом. Плоть зашипела на прислонённом горячем металле оружия. Тишина, только наказанная стонет, всхлипывает и извивается на земле, прижимая дымящийся обрубок к груди. То что долее произнесла Амелия поняли только Амазонки.
– Если меня ещё кто перебьёт, могу и не дать дожить до "возвращения". И отрублю вторую конечность.
– Пауза молчания ответила Амелии. Глаза амазонок не блистали рабской покорностью.
–
– приказала с высока положения Амелия и далее вжикнули мечи вырываемые из ножен. Удары лезвий о дерево потонули в воплях боли и страха. Славы и таны отсекали правые кисти амазонок, у привязанных к коновязям рук. У всех. И раны прижигали некоторые нежданные истязатели, затем, с явным удовольствием. Запасные мечи снова шурхнули наконечниками в разведённый жар костра. Обезумевшие от никогда не переносимой боли Амы, все же были воинами и поняли... Вероятно повторное наказание.
– На колени - рабы!
– Амелия видимо вложила в рёв зачатки гипноза, ибо рухнули даже таны со славами.
– Людям встать! Остальные! Головы вниз, глаза опустить! Кто я?
– Хххозяйка, хозяин, владыка...- нестройно и негромко послышалось от земли.
– Не слыыышууу!
– Что прикажете хозяин?
– Вы пришлю на чужую землю, убили людей, что здесь жили, увели в плен детей и женщин, покалечили и уничтожили мужчин, сожгли город танов и посёлок славов... И бесславно проиграли битву тридцати погранам. Отныне и пока не искупите злодеяние на которые благословил Большой Зонги - Вы рабы этих славов и танов!
– ткнула рукой в недавних истязателей Амелия и махнула рукой за спину на толпу зрителей.
От людского столпотворения к месту экзекуции бежали обалдевшие от средневековых бесед с пленными - старшина и сержант. Грязнов по рации вызывал фельдшера с внештатным помощником.
– Федя, скажи пусть бинтов и мази от ожогов, чтоб побольше взял!!- Шумел в рацию Виктор Иванович.
Амелия не собиралась останавливаться и продолжала внушать.
– По традициям заселенных земель, законам амазонок и данной мне властью свободной Амы - я Амелия первого взятка : освобождаю вас от службы властителю Черного континента. И обрекаю на рабство, до искупления вины или полного прощения от попранных вами свободных людей материка славов и танов!
– Косте показалось, что голос Амазонки гремел во всех уголках его мозга непререкаемым требованием и приказом. Ещё немного и он сам бы отрубил себе правую кисть и упал на колени для клятвы и Священного обета. Амелия продолжила.
– Клянитесь - рабы!
– Клянёмся , хозяйка!
– безропотно и согласно послышалось от земли.
– Ставить номера!
– номера писали по живому раскалёнными ножами на лбу, обеих щеках и затылке каждой из пленниц по очереди.
– Ты что творишь?
– возмущению в возгласе запыхавшегося Жукова не было предела.
– С ума сошла? Амели?
Амелия не ответила в голос, а перешла на телепатический канал.
– Не смей мешать, Костенька, ты ж слово принародно дал. А иначе с ними никак. И вы, Виктор Иванович, пыл свой приберегите для тех, кого похоронили на горе. Или забыли уже? Постеснялись бы танов и славов.
– пыталась утихомирить обоих гуманистов Амелия.Что, Костя,забыл как меня и твоих будущих детей давили мамонты под щитом?
– А руки то зачем рубить?
– Хотя бы для того, чтоб они надсмотрщиков не перебили ночью, да нас втихую не вырезали. Или вы думаете эти девки хуже меня стрелы руками ловить умеют?
– Это слишком, Амелия.
– А перебить сто тысячный город не слишком?
– Ну, мы же не они, любимая.
– Да. И поэтому только руки и поотсекала. Только чтоб ни одной живой душе - вырастут у них новые. Вы этот процесс регенерацией называете. Если не более трети от веса тела и не жизненно важный орган. Понятно, гуманисты?
– Как отрастут?
– Медленно, через год -полтора примерно.
– Ты врешь, такого не может быть.
– Поэтому и молчите оба. Я просто их ограничила в возможностях. Временно. Да и славы с танами их ещё жалеть будут. Зря я им только кисти решила отрубить. Надо было и уши поотрезать с носами, чтоб дети в городке боялись подходить. И губы заодно.
– А что это за переход ты им обещала?
– Это и есть регенерация. На нее надо время, питание и возможность жить спокойно чем-то полезным занимаясь. Это мы им обеспечим. Ты ведь старшина хотел город каменный строить?
– А ты откуда знаешь? В голове копалась?
– Твои мысли все наружу после нашествия. Вот они тебе каменный городище и построят за то, чтоб у них новые руки поотросли. А пока будут строить - пообвыкнут. А может и впишутся в наши интересы. Баб то не хватает теперь.
– Ты сумасшедшая.
– Помолчите пару минут я им внушу, кто вы такие.
– сидящие на коленях амазонки тряслись от боли и боялись поднять глаза перед собой от страха.
Амелия внушила пленницам что разговаривать с любым свободным они должны только на коленях и упрятав взгляд в землю. Что старшина и сержант - такие же хозяева новосделанных рабов, как и она.
– Милая. Давай им больше ничего не резать и не рубить?
– кошмарные обрубки жутковато светлели на окровавленной и темной земле под коновязью.
– Что вы так за них переживаете? Обычная кара для нерадивых в обучении Большого Зонги - отсечь руку и отправить чистить выгребные ямы в школе пока не отрастёт новая кисть. Очень мотивирует. А обрубки повесим за их палаткой - пусть помнят - за что наказаны.
За всё время экзекуции ни один слав или тан не попытался оказать помощь пленницам. А когда рубили - только возгласы одобрения неслись от толпы к "лобному месту".
– Что дальше?
– На работу.
– Ты ж их только что - рук лишила?
– Ничего, обойдутся. У нас трупы портятся. И нечего на меня смотреть и думать, как про чудовище.
– Милая, ты нас в следующий раз предупреди. Может мы что посоветуем?
– Ладно пусть ваш фельдшер их перевяжет. Час не более.
Под недовольные вопли аборигенов - Черныш оказал помощь амазонкам. Перевязал руки и смазал спецмазью от ожогов.
– Нелюдь, - высказался санитар по поводу приведенного в исполнения приговора, обозревая оторванные от тел куски плоти. Амелия только усмехнулась припомнив, как её в первый раз в жизни мыли в бане Костя и Черныш. А потом фельдшер в течение двух недель колол иголкой ненужные снадобья три раза в день в задницу на виду у Кости, что вынужденно, как хозяин, каждый раз держал на кушетке разъяренную Амазонку своей властью и если надо руками.