Муравейник
Шрифт:
— Верно, — подтвердил Стёпка. — Под землёй можно.
Корефан кивнул. Был он из уголовников, хмурый, злой и жизнью битый. В добровольцы вызвался, узнав, что идёт Стёпка, единственный человек в ополченческой роте, которому более-менее доверял и к которому прислушивался. Видимо, диггерство казалось бывшему урке достойным уважения занятием.
Стёпка вгляделся в темноту. Нейтральная полоса начиналась здесь, у Ленинского проспекта, и тянулась через весь Кировский район и дальше, до набережной Обводного канала. Была нейтралка сплошной грудой развалин — жилые и производственные здания муравьи сравняли с землёй в первые
— Ты вот что, прапор, — сказал Стёпка Платонову. — Как полезем на нейтралку, командуй. Но как только доберёмся до лаза — забудь. Дальше я поведу, понял?
— Он т-точно есть, лаз? — голос у Платонова по-прежнему срывался.
— Точно сейчас ничего не бывает. Кроме времени. Сколько там на твоих?
— Без д-двух восемь.
— Ладно.
Стёпка замолчал. До лаза — уходящего под землю хода в бывшую станцию метро «Дачное» — по прямой было километра полтора. С учётом, что придётся пробираться через развалины — вдвое больше. Одолеть надо за полчаса, столько обещал продержаться капитан. Если не успеют, их обнаружат и прикончат наверняка. Испепелят лучевым разрядом, сгустком антиматерии или ещё какой дрянью. О вооружении противника ополченцам рассказывал очкастый дядька, доставленный на передовую прочитать доклад про то, от чего предстоит подохнуть. Стёпка слушал вполуха: чем именно для него всё закончится, было без разницы. Если… не дал додумать обрушившийся с юга раскатистый рёв.
— Пошли, — рявкнул Платонов.
Стёпка, закинув за спину АКМ, выскочил на нейтралку. Петляя по развалинам, группа устремилась на север. Быстрее, быстрее, ещё быстрее, отчаянно било в висок. Ещё быстрее, ещё.
— Вот они, суки! — заорал за спиной Корефан. — Падлы, гниды позорные!
Стёпка на секунду остановился, задрал голову, замер. С десяток муравьиных сомбреро зависли в зените, на них пикировали сверху звенья истребителей и штурмовиков, снизу нащупывали прожекторами, огрызались снарядами зенитные батареи.
— Вперёд, — заорал Корефан. На секунду его хищное, с раззявленным в крике ртом лицо оказалось вровень со Стёпкиным. — Рвём когти, кореш, к хренам, к мать-перематери.
Сомбреро прошили окружающее пространство тонкими бледно-розовыми лучами. Вспышка поглотила вывернувшийся из пике штурмовик, луч надвое развалил решившийся на таран истребитель.
Грохот и рёв стихли, когда до лаза осталась какая-то сотня метров. Стёпка на бегу оглянулся. Сомбреро одно за другим уходили, набирая скорость, в облака, растворялись в небе.
«Ну же! — подстегнул себя Стёпка. — Давай!».
Обдирая ладони о бетон, он подтянулся на вывороченном из земли блоке, перевалился по другую его сторону. Лаз был рядом, Стёпка наизусть заучил отснятую с воздуха карту. Вон за той конусообразной кучей мусора.
Чикин бросился к ней, сзади в затылок тяжело хрипел Корефан. Стёпка обогнул кучу, обернулся, поджидая остальных. Платонов, полусогнувшись, преодолевал завал метрах в пятидесяти позади. Коля Довгарь отставал, его длинная нескладная фигура появилась в прорези между двумя вставшими на попа бетонными блоками и вновь исчезла.
— Быстрее, мать вашу, — прохрипел Корефан. — Ох, мля…
Сомбреро, вывернувшись из облаков, понеслось по параболе вниз.
— В лаз! — заорал Стёпка. Рванулся, увлекая за собой Корефана.
В косо уходящую под землю штольню они нырнули одновременно — головами вперёд. Стёпка извернулся, упёрся ногами в стену, выглянул. Платонов был в пяти шагах, он задыхался и едва семенил, глядя на Чикина круглыми от ужаса глазами.
Сомбреро стремительно опускалось. Оно замерло в тот момент, когда Стёпка, ухватив Платонова за руку, втянул его в лаз. В следующий момент тонкий розовый луч стрельнул из сомбреро к земле. В том месте, где был Коля Довгарь, надулся и лопнул грязно-лиловый пузырь.
— Вниз! — надрывая глотку, заорал Стёпка.
Корефан, матерясь на ходу, уже на карачках сползал по наклонной. Ухватив Платонова за ремень, Стёпка метнулся вслед. За спиной вздыбилась и с грохотом обрушилась земля — вход в штольню перестал существовать.
Спускались в спешке, хотя непосредственная опасность уже миновала. Когда поверхность под ногами стала, наконец, ровной, Стёпка скомандовал привал.
Корефан достал из-за пазухи сигареты, раздал по одной, поднёс прикурить.
— Не дожил фраерок, — сказал он, глубоко затянувшись и сплюнув под ноги. — Не успел посмолить.
Вот тебе и эпитафия, покойный Николай Довгарь, подумал Стёпка. Заплевал окурок, поднялся. Сколько же их было, покойников, за последние три месяца. По слухам, на настоящий момент в России остался в живых каждый третий. Говорили, что в США и в Китае ещё хуже, а в Европе так вообще труба. Стёпку, однако, ни США, ни Китай не интересовали. Его вообще мало что интересовало, кроме одной навязчивой мысли: «как же так получилось?».
В ночь на четырнадцатое августа он, посмотрев по телевизору «Новости», лёг спать пораньше. Диктор ни словом не обмолвился о том, что вот уже двое суток прорывалось с радиоканалов, газетных страниц и просто из уст в уста. О том, что к Земле направляется упорядоченная группа неизвестных объектов, движущихся со скоростью в три четверти световой.
Проснулся Стёпка от грохота. Второпях, обмирая от страха, оделся и по лестнице слетел с пятого этажа вниз. От дальнейшего в памяти остались лишь фрагменты. Зарево. Горящие, рушащиеся здания. Охваченные паникой мечущиеся люди — толпа, давящая упавших, рвущаяся из города прочь. И истерический, заполошный, стелющийся над землёй вопль «Пропали!».
По тоннелям метро к центру пробирались почти сутки. Смрад от разлагающихся трупов проникал сквозь респираторы, ввинчивался в ноздри, доставал до нутра. Сколько же их было, отрешённо думал Стёпка, пробираясь, протискиваясь между стеной тоннеля и вагонами сошедшего с рельсов смятого покорёженного поезда. Сколько кинувшихся в надежде спастись под землю и не достигнувших, не добравшихся, не дошедших.
Ближе к центру смрад стал утихать, потом и вовсе сошёл на нет. Здесь скрыться под землёй попросту не успели, наверху всё живое погибло разом, в одночасье…
На исходе первых суток Стёпка начал узнавать хоженые места, затем и вовсе хорошо знакомые. Здесь бывать ему приходилось неоднократно, по этим проходам чёрные археологи пробирались в поисках ведущих в подвалы старых домов штреков и штолен.
— Над нами Лиговка, — сказал Стёпка, сориентировавшись. — Впереди Площадь Восстания, Московский вокзал, рядом «Маяковская». Часа за два дойдём, переночуем, утром полезем наверх.