Муравейник
Шрифт:
Без пяти девять Жихарев не находил себе от нетерпения места. Через пять минут решится… Генерал-лейтенант, спроси его, вряд ли смог бы сформулировать, что именно решится через пять минут. Правота гипотезы Гутмана? Общевойсковая операция по обезвреживанию потенциальных вражеских разведчиков? Или, может быть… Жихарев не любил пафоса, и «судьба человечества» как часть формулировки его не устраивала.
Сорок два кандидата в шпионы по всему Санкт-Петербургскому ополчению. Бездетные сироты с чистой биографией
Вопрос в том, на какое расстояние распространяется телепатическая связь. И ещё в том, сколько вражеских разведчиков не выявлено. Если, конечно, они существуют на самом деле, а не только в воображении Гутмана. И, наконец, в том, сколько из этих сорока двух ни в чём не виновны.
Последний вопрос, впрочем, был лишь этическим. Жизнями нескольких невиновных придётся пожертвовать. В глубине души Жихарев понимал, что придётся пожертвовать жизнями, даже если невиновны все сорок два.
— Ну что, уфолог, — обернулся к Гутману генерал, когда минутная стрелка часов встала вертикально. — Сейчас их берут. Если…
— Товарищ генерал! — прервал выросший в дверях ординарец. — Восьмой на связи.
— Соединяйте.
— Восьмой первому. Объект восемь задержан. Сопротивления не оказал.
— Тридцать седьмой на связи, товарищ генерал!
— Тридцать седьмой первому. Объект тридцать семь при задержании открыл огонь. Убит в перестрелке.
— Шестнадцатый первому. Объект шестнадцать при попытке задержания покончил с собой.
— Двадцать пятый первому. Объект двадцать пять задержан.
— Одиннадцатый первому…
— Приготовились, — коротко бросил Старков. — Приказ — задержать находящегося в здании штаба комполка Луценко. Оружие изъять. При оказании сопротивления — расстрелять. Всё поняли?
— Ни себе хрена, — присвистнул за спиной у Стёпки Корефан. — С каких это дел?
— Приказ командующего ополчением. Ещё вопросы? Нет? Готовность двадцать секунд. Десять. Пошли!
Старков, выдернув из кобуры пистолет, размашисто зашагал к штабу. Четверо ополченцев, подсвечивая путь фонарями, нестройно двинулись за ним. Они преодолели половину расстояния от опушки чахлого перелеска до штабной избы, когда входная дверь в неё распахнулась.
Полковник Луценко в распахнутой на груди шинели вымахнул на крыльцо. На секунду замер в луче вскинутого Старковым фонаря и прыжком ушёл в сторону.
— Стоять! — крикнул Старков. — Вы задержаны!
Вместо ответа полковник выстрелил. Рядом со Стёпкой схватился за горло и упал навзничь рядовой Семёнов.
— Огонь! — рявкнул Старков и выпалил на звук.
Корефан сорвал с плеча АКМ, дал от живота в темноту очередь.
— Уходит! Уходит! — услышал растерявшийся Стёпка. — За ним! Уходит же!
Через пять минут бледный и враз осунувшийся капитан Старков связался со ставкой.
— Двадцать девятый первому, — сказал он обречённо в трубку радиотелефона. — Объект двадцать девять при попытке задержания скрылся. Полк поднят по тревоге.
— Фамилия, имя, возраст, воинское звание, должность.
Арестованный сглотнул слюну. Эти вопросы за те три дня, что провёл под стражей, задавали ему раз в десятый.
— Штырёв Иван Александрович, шестьдесят седьмого года рождения, майор запаса, ныне заместитель комполка по тылу. На каком основании я арестован?
— Вот что, Штырёв, — генерал Жихарев привстал из-за стола. — Жить хотите?
— Послушайте, — арестованный вскинул голову, затем усмехнулся. Чёрная повязка на левом глазу делала его похожим на старого, видавшего виды пирата. — Что вам от меня нужно?
— Вы не понимаете что?
— Не понимаю.
— Ладно, — Жихарев поднялся, заложив руки за спину, заходил по кабинету. — Я предлагаю вам рассказать о себе всё. В обмен на моё честное слово сохранить вам жизнь.
— Мне нечего больше рассказывать. Вы делаете ошибку, генерал. Я не знаю, в чём меня подозревают. Или вы считаете преступлением, что я потерял глаз в автомобильной аварии?
— Это не преступление. Это, если вы тот, за кого себя выдаёте, ваше несчастье. А если не тот — то свойство, и в этом случае вы слишком опасны. Увы, — генерал обернулся к конвоирам у входа. — Расстрелять!
— Чикин где? — капитан Старков растолкал наладившегося подремать Корепанова.
— А хрен его знает, — Корефан зевнул, — гражданин начальник.
— Что, по уставу ответить невмоготу?
Корефан вновь зевнул.
— В гробу я видал тот устав, начальник. Какого я тут сижу?
— Что значит «какого»?
— Какого хрена.
Старков сплюнул в сердцах. Разведрота уже третьи сутки охраняла подходы с тыла к нейтральной полосе. Зачем нужно их охранять, не понимал никто. Ополченцы бранились и нелестно высказывались о начальстве. Стучали зубами от холода на постах, спасались самогонной водкой и норовили дать храпака. Однако до самоволок пока не доходило. И вот, пожалуйста.
— Отставить феню, боец Корепанов, — со злостью рявкнул Старков. — Я спрашиваю, где ваш напарник, рядовой Степан Чикин?
Корефан засопел.
— К бабе свинтил.
— Что? — опешил Старков. — К какой ещё бабе?
— К какой, к какой. Не знаешь, какие бабы бывают, начальник? Козырная баба, жопа, сиськи, то-сё. Морда…
— Морда? — оторопело переспросил Старков.
— Ну, лицо, без разницы. Хорошая, в общем, баба, пофартило копалю. Шнифты, правда, разные, ну да один хрен.
— Что-о-о?! — Старков ухватил Корепанова за грудки. — Повтори, что ты сейчас сказал.
— Сдурел, начальник? — Корефан рванулся. — Руки прими. Сказал, что сказал. Шнифты у неё разные. Ну, глаза, то есть. Ты чего вылупился-то?