Муравьиный Бог
Шрифт:
— Да ты о Женьке подумай! — взвилась Ирина. — А если с тобой что случится? А командир тебе дело говорит: поедешь в Тюмень, летать будешь!
Отец уставился на Ирину непонимающим взглядом, затем перевёл взгляд на Женьку и хрипло сказал.
— Демобилизовали нас, сынок. Будем теперь в Западной Сибири комаров кормить.
Первый секретарь горкома партии поднялся и вышел из-под портрета Леонида Ильича на встречу вошедшим Павлу, Ирине и Женьке.
— Самотлор приветствует героев Афгана!
— Здравия желаю, —
— Хорошие привычки менять не нужно! — потрепал Женьку по голове секретарь. — Кем хочешь быть?
— Лётчиком, — ответил Женька мгновенно.
— Потомственным! — поднял палец вверх секретарь и протянул руку отцу. — Сергей Сергеевич!
— Майор Лазарев, — крепко пожал руку первого секретаря отец и добавил, — в отставке.
— Герои в отставку не уходят! — дружелюбно похлопал майора по плечу секретарь. — А как зовут вашу очаровательную супругу?
— Ирина Петровна, — задержала руку секретаря чуть дольше необходимого Ирина.
— Присаживайтесь, — Сергей Сергеевич указал на стулья у длинного стола. — Нижневартовск — город не простой. Но постараемся принять вас по нашему, по Сибирски. Вам, как начальнику лётного отряда мы выделили квартиру. Двухкомнатную! Подъёмные, соответственно…
А Ирине Петровне могу предложить работу на нашем телевидении.
— Телевидении? — радостно вскинула брови Ирина. — У вас есть телевидение?
— У нас всё есть! — приосанился первый секретарь. — Небольшое, но своё! — он тут же расслабился и тихо открыл секрет чуда. — По случаю высокого визита притащили из Москвы оборудование, а вывоз — мы своими рычагами отсрочили. И теперь, кроме программ Центрального телевидения, нефтяники Самотлора раз в неделю смотрят местные новости.
— А я смогу? — скромно потупила глазки Ирина.
— Сможете, — липким взглядом секретарь оценил пышные прелести Ирины, — начнёте с должности главного администратора.
— Спасибо! — расправила плечи новый главный администратор.
— А на вас, товарищ Лазарев, большие надежды. Здесь, конечно, нет стрельбы по вертолетам, но есть свои проблемы. Машины падают… Лежат по-болотам.
— Причины? — коротко поинтересовался отец.
— Перегрузка, износ двигателей, — помялся секретарь и решился, — а в основном от бесшабашности и разгильдяйства! У кого сознание определяет бытиё, а у кого — питиё… Ну, а будущий пилот может завтра уже отправлятся в школу!
Женька взглянул на секретаря и увидел, что тот неотрывно следит за Ириной.
Женька слегка опоздал и вошёл в класс посреди урока пения.
«Всё могут короли, всё могут короли…» — гнусными голосами выли хором его новые однокласники.
Учительница пения повернулась в сторону вошедшего и хрипловатым, пропитым баском поинтересовалась: — Лазарев? Евгений?
— Ага, — подтвердил её сообразительность Женька.
— Какую музыку любишь? — поправила баян на коленях учительница. Насмешливые взгляды вперились в Женьку кольями.
— Тихую, — нашёлся
— Ты откуда приехал? — не унималась учительница.
— Из Хивы. — отрапортовал Женька.
— Это в Казахстане? — проявила полную географическую тупость учительница.
— В Узбекистане. — вежливо поправил её Женька.
— Узбек, значит! — крикнул плюгавый мальчишка и класс расхохотался, словно это была удачная шутка.
— Тихо, тихо, уркаганы! — рявкнула учительница. — Какой у тебя голос, Евгений?
— Голос? — не понял вопроса Женька. — Человеческий.
— Узбецкий! — не унимался плюгавый.
До плюгавого было два шага.
Ростом Женёк был мелковат, но жизнь в Хиве научила его драться беспощадно. Он сделал два шага и влепил плюгавому кулаком в нос.
— А-а! — заорал плюгавый и кровь полилась на его клетчатую рубашку.
— Бей узбека! — заорал толстый переросток и толпа мальчишек накинулась на Женьку, как свора собак.
— Стоять! Стоять! — пыталась остановить драку учительница пения. Нападавших было много и они просто смяли Женьку. Его давили и топтали ногами, но он умудрялся и в таком положении укусить противника за ногу, либо пнуть куда-попало ногой.
В кабинете директора школы Женька вёл себя спокойно, с достоинством. Он всё больше молчал и слушал, как ябедничали жалобными голосами плюгавый и толстый.
— Хватит травить! — вмешалась учительница пения. — Вы зачем на пацана наехали? Кто его узбеком обозвал? Уркаганы!
— Спокойнее, спокойнее, Маша, — урезонил уительницу директор, — разберёмся. Идите — ка все, а ты, Евгений, останься.
Учительница пения пнула толстого так, что он вылетел из кабинета, плюгавый трусливо засуетился вслед.
Директор помолчал, а потом спросил Женьку:- И на что же ты так обиделся? Ты же русский?
— Я не за себя, — вздохнул Женька, — за друзей. Чего им плохого узбеки сделали?
— А! — вдруг засмеялся директор. — Я же забыл! Ты ведь у нас воин-интернационалист! Ну, тогда, так им и надо…А не боишься, что тебе накостыляют после уроков?
— Не боюсь, — соврал Женька.
— Это хорошо, — постучал карандашиком по столу директор, — трус не играет в хоккей. Только давай так договоримся: — больше ты не дерёшься. У нас тут с этим строго. Можешь и на «зону» загреметь. Ты лучше приходи ко мне после уроков в секцию.
— Какую секцию? — не понял этого слова Женька.
— Спортивную. — записал что-то на бумажке директор. — Будешь заниматься в секции борьбы «самбо». У меня там парни хорошие. Интернационалисты.
— Ладно, — обрадовался Женька, — прийду.
Женька вышел из кабинета директора и выглянул в окно. Темнело в августе рано, и в лёгких, ещё дневных сумереках, полуголые, кривые сосны напротив школы вдруг вытянулись, засветились отблесками уходящего солнца и Женька отчётливо услышал крик муэдзина, собирающего паству к вечерней молитве.