Муравьиный мед
Шрифт:
– Что это? – прохрипел, скатившись с лошади под ноги Ирунгу.
– Течень болотный! – с ненавистью выдавил из себя Ирунг. – Сумела-таки, мерзость храмовая, Суйку в оборот взять. Смотри, Касс, вряд ли еще когда увидишь!
– Воет-то кто? – ковырнул в ушах Димуинн. – Что за колдовство вы тут развели, демон вас всех забери?
– Так не воет уже никто, – спокойно ответил Арух и пальцем перед собой ткнул: – Смотрите, как надо Оветту от погани очищать!
Тонули нищие прямо на ступенях. В камень уходили, и крики их истошные тонули, во всяком случае, ни звука не доносилось до холма, или страшный вой всех слуха лишил.
– Да что происходит?! – налился кровью Димуинн.
– Сотни на две шагов во все стороны раскинулся? – повернулся к Аруху маг.
– Сюда дальше и не мог он пойти, тут повыше, – задумался остроносый колдун. – Он и со ступеней храма, скорее всего, уже сполз, а вот в сторону бальских лесов и на лигу мог расплескаться. Это ж видано, сколько живой плоти ему удалось за один укус ухватить?
– Ирунг! Арух! – Димуинн с остервенением потянул меч из ножен.
– Сейчас, мой конг. – Старый маг тяжело опустился на колени, связал три бурых клочка узлом и бросил их на раскаленный добела камень.
Сжались клочки в комок, потемнели и вспыхнули жарким пламенем, и почти сразу согнулся от боли Арух, а Ирунг упал на бок, захрипел недоуменно:
– Не берет ведьму заклятие! Не берет, проклятую! Да кто она…
– Так вам… – только начал орать Димуинн, как запнулся на мгновение, рот разинул, словно глотку ему петля перехватила, и завизжал как собака, которой лошадь копытом хребет перебила. Дым повалил из подбитых мехом сапог, мгновение – и занялись ноги конга жарким пламенем. И Касс той же участи не избежал. На десять шагов лишь успел в сторону метнуться, собственным криком захлебнулся.
Тяжело поднялся на ноги Ирунг. Выплюнул на камень сгусток кровавой слюны. Окинул взглядом пылающие трупы, махнул рукой окаменевшим от ужаса сотникам.
– Вот какие целебные снадобья Тини готовит, – хрипло заметил Арух и спросил: – Так пришел конец Скиру или нет?
– Не спеши снег разгребать, пока поземка метет, – процедил сквозь зубы маг. – Вернемся в Скир, нового конга будем выбирать. Пока возьми полсотни воинов и край бальского леса процеди. Сомневаюсь я, что Тини продолжит поиски алтаря, но отыскать ее саму или девчонку ее надо. А я за Роллом Рейду воинов поведу. Нельзя алтарь магам Суррары уступать! Не будет в этом году спокойной зимы в Скире, Арух, не будет!
Глава двадцать восьмая
К вечеру задул ветер. Небо потемнело, с северо-запада наползли влажные, напитанные морем тучи и выпустили на волю снежные вихри. Тини закутала Кессаа в теплую одежду, накормила ее и вывела через восточные ворота уже во тьме. В отдалении и слева, и справа, и впереди бились под ветром жидкие сполохи костров, но теперь уже бывшая хозяйка храма шла уверенно, словно видела в темноте, только придерживала Кессаа за руку, жестко предупредив перед самым выходом:
– По теченю пойдем. Он на восток языком по ложбине должен вытянуться, дозоров на нем не будет, но если оступишься, считай, что все твое путешествие только ради глупой смерти и было совершено.
Промолчала
– Вот, – словно разгадала напряженное молчание Тини. – Потянешь за этот конец, миг – и твой плащ от горла распадется. Только не рассчитывай, что сражаться тебе придется. Нож бальский подобрала?.. Другого оружия не будет. Куда тебе сражаться?
Нож Зиди Кессаа вовсе не выпускала из руки. Так вместе с ножом ладонь в рукавицу и сунула, хотя и жег он пальцы. И еще кое-что жгло ногу. Спрятала девушка в сапог зеркало из Суйки, что и на пороге смерти продолжал прижимать к груди баль.
Давно уже исчезли во мгле отсветы костров, но Тини продолжала идти вперед, и только по тому, что перестала держать ее мать за руку, поняла Кессаа, что кончился течень. И сразу же захотелось остановиться, прислониться к облепленному снегом камню, сползти в сугроб, закрыть глаза, заснуть и увидеть сон, в котором баль по-прежнему будет рядом, а Лебб Рейду по-прежнему будет далекой и недостижимой целью.
– Идем, – грубо встряхнула ее Тини. И дорога продолжилась.
Долгой она оказалась. Такой долгой, что не только начало ее, казалось, кануло в оставшуюся за спиной тьму, но и то страшное, что случилось еще до дороги, в храме. Туманом оно стало подергиваться. Вот уже и лица Зиди не могла Кессаа вспомнить, так и вставал в памяти жуткий мертвец с пронзенными глазницами. Затем уже туманом стало подергиваться все – и чуть различимый от неведомо какого света след Тини в глубоком сугробе, и выныривающие из мглы заснеженные ветви деревьев, и звук собственного дыхания, когда впереди показалась каменная стена. Замученные ноги почувствовали твердость ступеней, и из-за заскрипевшей железной двери пахнуло теплом и мясной похлебкой.
Загородив исходящий жаром очаг, Тини распустила на Кессаа плащ, развязала шапку и, подтолкнув ее на прикрытый шкурами, сваленный в углу лапник, обернулась к кому-то нетерпеливому за спиной:
– Нет Зиди. Погиб. Не уберегла я вашего предсмертного слугу. Нового слугу принимайте.
Веки Кессаа отяжелели, но последним усилием она моргнула, увидела перед собой бальские вытянутые скулы, тонкий шрам на щеке, внимательные глаза и прошептала:
– Я теперь предсмертный слуга Эмучи. Где мед? Немедленно рядом оказался знакомый мешок. Кессаа ощупала бочонок, прижала его к себе и провалилась в сон.
Айра узнала подозрительного жениха сразу, едва мертвец вышел из арки храма. Узнала и мгновенно поняла, что нет больше ни жениха, ни подозрения, а есть только мерзкий труп, которого чужая безжалостная магия поставила себе на недолгую службу. Еще бежали, истошно крича, вниз по ступеням неудавшиеся молодожены, еще шевелился ковер нищих и калек у входа в храм, еще недоуменно поднимали брови и прижимали, к себе младенцев матери, а молодая колдунья уже сплетала первые заклинания, которые должны были сохранить ей жизнь.