Муравьиный мед
Шрифт:
– К стене за силой ходила? – бросил Зиди в спину Рич. – Слышал я об испытаниях для колдунов. Ну и как, от стены твоя бодрость или от злости, что сила не далась?
Обернулась Рич, прищурилась, смерила седого воина взглядом с головы до ног. Подумала немного, но вымолвила примиряюще:
– Не знаю я пока. Обычно после испытания колдун к учителю приходит, тот сразу говорит, касался ты стены или нет, и глаза ученику на собственную силу открывает. А у меня учителя нет. Может, и нет никакой силы.
– Нет и не надо, – отмахнулся Зиди. – А то как же я буду деньги отрабатывать? Посох за тобой носить? А потом еще превратишь меня в какую-нибудь гадость. Правда,
Вот превратишь меня в лошадь. Нога теперь не болит, я тебя до Дешты мигом домчу!
– Какой же ты болтун! – с досадой воскликнула Рич.
Айра медленно входила в ворота четвертого круга. До сего дня и в третьем круге лишь раз была, да далеко не прошла, Синг ждал у выхода. Только испуга ни в тот раз не было, ни теперь. Ярость приходила вместо испуга. Синг, который при Арухе в пояс изгибался, а без него жестким становился, как камень, с первого дня сказал сопливой девчонке, которую за руку на своем кошельке поймал на ярмарке: эта ярость твоя – испуг тот самый и есть. Справишься с яростью, значит, и с испугом поладишь. Маг холодным как лед должен быть, горячим хорошо только цветочное вино с медом зимними вечерами. Даже воин, если он горячий, смерть свою недолго ищет. От жара глаза закипают, смотреть трудно, а видеть еще труднее. Так учил Синг Аиру с первого дня.
Правда, первый урок Айра прослушала, зубами впилась в схватившую ее руку. Взвыл Синг от боли, щелкнул пальцем по затылку разбойнице, которой тринадцать едва стукнуло. Только девчонка, вместо того чтобы без памяти повалиться, крепче зубы сжала, да еще и сама пальцами щелкнула. От этого щелчка хитон на маге загорелся. Тут уж Сингу не до набора учеников для нового советника конга стало, надо пламя сбивать. Одного не рассчитала Айра, когда от завопившего колдуна в толпу нырнула, – не один он по Скиру ходил. Трое крепких стражников за ним следовали. Вмиг скрутили, локти стянули, пальцы бечевой замотали, рот грязным тряпьем забили. Так и началась ее учеба.
Долго Синг не мог понять, откуда в портовой побрякушке, которой до шлюхи всего год-два оставалось, пламя такое хлещет? Месяц по бедняцким кварталам ходил, да только никто рассказать не смог. Мать ее была статной, не шустрой. Сама из рабынь-корептянок, понесла девчонку неизвестно от кого, когда еще в ошейнике ходила. Да вот нашелся неизвестный, выкупил через третьи руки ее вместе с младенцем, дом ей справил, лавку рыбную отписал. А кто – демон его знает. Мать-то еще пять лет назад укололась о плавник прибрежной шипучки, от яда и померла. А девчонка, что девчонка? Она и сама за себя постоять могла. Кошельки на рынке из озорства резала, в порту все так жили. А так ей-то озоровать нужды не было: в трактире Ярига кто-то счет ей открыл, каждый месяц на пять золотых могла рассчитывать, и одежонку прикупить, и наесться от пуза. Да на такие деньги стражник конга целую семью мог содержать!
Ткнулся Синг к Яригу, а тот только руками развел: мол, приносят деньги раз в год по шестьдесят золотых, и всякий раз человек разный, к тому же лицо не показывает. Даже Арух в трактир выбрался, чтобы колдуну в единственный глаз посмотреть. Навел ужаса на трактирщика, немало огненных знаков начертил у него на спине, да только то и вызнал, что проныра хоть обязательства перед неизвестным исполнял, но деньги не под замком держал, а с немалой выгодой в рост пускал. На том и успокоился Арух, тем более что перепуганный Ярит верным доносчиком колдуна стал.
А
За воротами четвертого круга стоял туман. Плотными языками полз с востока на запад, поворачивал на юг за крутым склоном храмового холма и вновь уползал на восток. Айра, стоя на краю четвертого круга, видела только уходящую вверх пустынную улицу, заполненную туманом, над которой странно избегающие света Аилле здания стояли как черные тени, но ощущение закручивающегося вокруг храма тумановорота не оставляло. Не вьщержала Айра, выставила перед собой на всякий случай жезл, оглянулась. За спиной свет Аилле не ослабевал, а впереди стояла почти ночь. Вот, значит, какие подарочки приготовила ей Суйка? Что там, в тумане? Что за тени мелькают, похожие на собак? Что за огни горят на мутных ступенях? Отчего чудятся деревья с растопыренными живыми ветвями посреди туманного месива?
Ну что же? Сейчас и посмотрим!
Глава четырнадцатая
Третий круг с южной стороны Суйки Зиди и Рич прошли быстро. Девчонка сожгла лишь несколько рыгв, да и те по ее мнению выглядели слабыми и вялыми. Старому воину так не показалось, но его устроило и то, что почти рассеялась ставшая уже привычной вонь, да ни один из трех, бросившихся на них мурров, не добрался до вожделенной плоти. Вновь обретенный Зиди меч рубил нечисть исправно. Но перед воротами второго круга Рич остановилась с явной опаской.
– Мертвецов в Суйку с этой стороны не возят, – прошептала она, напряженно всматриваясь в полуобрушенную арку проездных ворот. – Слышала я, что с этой стороны даже первого круга нет, со вторым он сливается, да и второй стеной не огорожен, ни склепов в нем, ничего, – беднота жила с этой стороны. От их домов, кроме груд мусора, ничего не осталось, но ни трава, ни кусты на них не растут. И почему мертвецов не возят, непонятно. Руку дай, – вдруг потребовала Рич. – Левую.
Тряпицу достала, от Зиди отвернулась, стилет откуда-то извлекла. Левую ладонь, которую еще не так давно этот же стилет на ведьмином столе удерживал, тряпицей обмотала и рану, затянувшуюся после снятия покрывала смерти, вновь отворила. Зиди и охнуть от боли не успел, а девчонка уже тряпицу кровяную скомкала и в здоровую руку баль сунула.
– В лесу я тебя учить не стану, – сказала негромко, – а здесь я тебе и лекарь и проводник. Ну-ка…
Размахнулась Рич и наотмашь по ранке ладонью хлопнула. Зиди уже хотел крепкое слово употребить, да не успел, зубы стиснул, чтобы от боли не вскрикнуть, а там уже и сам увидел: не кровенит ранка. Правый кулак сам стиснул, сжал в комок тряпку. Рич кивнула, как и в прошлый раз обхаживать его руку стала. Ждал уже Зиди, а все одно, когда зверек на его ладони глазками блеснул, едва сдержался, чтобы не выпалить что-нибудь подобающее.