Муравьиный мед
Шрифт:
– Нет, дорогая моя. – Касс махнул рукой. – Я уж прознал бы, поверь! Иначе, отчего в Борке стражники только что догола странников не раздевают? Слушок пошел, что беглец через Суйку подался. Или зря, думаешь, отряд стражи по малому тракту к Пекарсе направился? От этой деревни до южного края Суйки и пяти лиг не будет. Нет, эта охота интереснее той, что таны в окрестностях Скомы устраивают!
– Не поймают они баль, – пробормотала Тини.
– С чего ты взяла? Неужели в зеркало Сето смотришь? Я слышал, что нельзя его засматривать, сотрется!
– И зеркала не нужно, – усмехнулась жрица. – Была я в Суйке. Насквозь не проходила, но была. Там в гавани мореходы швартуются, наудачу можно найти капитана из тех, у кого слово с делом не бегут в разные стороны. Баль сможет. Баль хорошо видят.
– И куда они поплывут в таком случае? – поинтересовался Касс – Сомневаюсь я. К тому же чем на удачу полагаться, лучше в штанах спать. Какая уж тут удача, если Ирунг да Арух осадили Суйку со всех сторон? Или ты не видела стражников, которые туда двинулись? Зажали беглецов, впору ставки метить, кому первому отчаянную голову снесет!
– Послушай, Касс! – оживилась Тини. – А ведь тебе-то именно баль удачу принес! Может быть, не менять ставку-то?
– Не только удачу он мне приносил. – Тан раздраженно поджал губы. – Пятнадцать лет назад я против этого умельца лучшего раба поставил – Ярига! Так был уверен в своем бойце, на всю галерею орал, что отпущу раба-управляющего на все четыре стороны, если привезенный Седдом воин моего великана порубит. Только Зиди моего парня, который мне монету три года исправно зарабатывал в схватках, сковырнул, словно поганку в осеннем лесу из-под листвы! Хорошо еще, что одноглазый меня не подвел. Три года потом у меня служил вольным, нового управляющего натаскал. Правда, и монету потом с меня за это получил, трактир открыл возле порта. Отличный был раб, таких еще поискать! Нет, два раза на одну удачу не ставят.
– А я бы поставила. – Жрица задумалась. – Жаль только, что схватки увидеть не могу. Так отчего, Касс, сына у тебя нет?
– Воли богов на то нет, – процедил старик. – Три дочери у меня. А наложницы я не завел, потому что не мог при жене. Она сама говорила, когда жива была, чтобы взял я себе девчонку. Только я и тогда лишь о жене думать мог. Да и потом забыть не получалось, когда она умерла от морской лихорадки. А теперь какой из меня отец?
– Хочешь, я тебе настой один дам? – улыбнулась Тини. – И о наложницах сразу вспомнишь, и сына вылепишь! Не сразу, конечно, но уж с гарантией. Ты ведь крепок еще пока. А заболит что, не отказывай мне в возможности помочь приятелю, обращайся!
– Храм твой, что скирская тюрьма, – передернул плечами Касс – От одного его вида дыхание леденеет, а ты хочешь, чтобы я внутрь вошел?
– Зачем же? Хотя калеки, матери дештские с просьбами о помощи к Сето в храм без опаски идут. Молодые жизни соединяют в храме каждое воскресенье! Но тебя я неволить не стану. Настойка у меня с собой, только применять ее надо осторожно. Не то на первую встречную сайдку бросишься. Я-то отобьюсь, а вот ведьмы мои могут с тобой и не справиться. Подождем первой деревеньки. Только имей в виду, наложницу ты искать начнешь сразу, еще настой мой на губах у тебя не обсохнет!
– И как долго снадобье твое действовать будет? – поинтересовался тан.
– А пока жив ты, так и будет, – рассмеялась Тини. – Правда, новая сложность у тебя появится: не для услаждения живота в каждый трактир заезжать станешь, а для восполнения сил!
– Что ж ты торговлю этим настоем в Скире не развернешь? – поразился Касс – У меня пальцев рук не хватит, чтобы перечислить тех вельмож, что тебе в ноги упадут!
– Так не торговка я, тан, – прищурилась жрица.
– Это я заметил, – кивнул Касс – Одно не пойму, что это ты меня подгонять стала? В Омассе ни в один трактир не зашли, да и в Борке толком не отдохнули. Куда торопишься?
– Не куда, а откуда, – улыбнулась Тини. – Мне милее пустая дорога, пусть тебя и страшит лес вокруг нее, чем снующие взад и вперед стражники.
– Пустая-то она пустая, – Касс вновь передернул плечами, – да только покоя мне от этой пустоты нет. Куда ведьмочек-то дела, Тини?
– В Дешту отправила, – улыбнулась жрица. – С наказом: готовиться к нашему приезду. Или твои охранники недостаточно хороши? Ты же сам моих жриц опасался!
– Опасался, – проворчал тан, – но без них отчего-то опаска моя не уменьшилась, а возросла!
Не было створок на проездных воротах, а как вошли внутрь, оглянулись, ворота за спиной. Зиди глазам не поверил: город ему открылся! Живой город, людьми наполненный, светом Аилле, суетой. Только холод все тело стянул.
– Мать моя Сето! – заледеневшими губами прошептала Рич. – Зачем мне этот отзвук? А если я не справлюсь?
– О чем ты? – не понял Зиди.
Словно картинку баль рассматривал. Улица перед глазами прямая, справа и слева дворцы или храмы, ниже трех этажей ни одного здания нет. На ступенях торговцы. Рядами стоят горшки и кувшины, искрятся под лучами Аилле мечи, доспехи и зеркала. Лежат грудами фрукты и овощи. Вертятся на вертелах туши свиные и оленьи. Курится дымок над печами. И всюду люди! Полуголые, загорелые до цвета скирского кирпича, укутанные в белые легкие ткани, водоносы так и снуют. Женщины с открытыми лицами, и никто не останавливается, не впивается взглядом в запретное. А впереди, над головами, высокий храм. Стены, заплетенные ползучей иччей, как мхом.
– Ни шага от меня! – Рич повернула к Зиди бледное лицо. – Ни звука, если специально не спрошу. Это Айсил.
– Что за Айсил? – не понял баль. – Отчего холод такой? Почему эти люди не мерзнут?
– Айсил это… – начала Рич, но потом остановилась, вдохнула глубоко. – Город это. Суйкой его баль назвали. Они пришли в эти края, когда город уже спал… Мертвым сном. Он и теперь спит. Мы видим отзвук. Думаю, потому что в одном из нас есть кровь кого-то из его жителей.
Но это и опасно. Не только мы видим, но и нас могут увидеть. Увидеть и убить, потому что мы для них словно демоны. А холод… Очень много лет прошло, время остывает, отсюда и холод. Даже не знаю, что лучше для нас, Айсил или порождения Проклятой пади. Идем. Только не останавливайся, когда будешь прикасаться к… жителям.
Колдунья взяла Зиди за руку, сжала в другой посох.
– Можешь управляться оружием левой рукой?
– Мне все равно, – пожал плечами баль.
– Идем посередине улицы, там народу меньше, – прошептала Рич. – Оружием воспользуешься только в крайнем случае. Если я скажу тебе.
И они пошли сквозь толпу. Если бы не звук их собственных шагов, Зиди решил бы, что видит сон. Жители спящего города были живыми. Казалось, протянешь руку и коснешься голого плеча, дорогой ткани, пряди черных волос. Когда водонос, разевающий рот в беззвучных призывах, резко повернулся с коромыслом на плече, мех с водой неминуемо должен был ударить Зиди в лицо, но он прошел сквозь. Еще большим холодом обожгло кожу, в голове словно треск сухой раздался, но вот он, мех, качается как ни в чем не бывало на плече полуголого здоровяка. И даже капли видны, стекающие от шнура. Отчего они не замерзают? Холод страшный. А жители замечают что-то. Вздрагивают, когда Зиди и Рич рядом или сквозь них проходят. Кто за сердце хватается, кто спотыкается, кто головой крутить начинает, словно всматривается в пустоту. Только старик один идет следом, но не в лица беглецам смотрит, а в зеркало. Смотрит и шепчет что-то, бежит чуть поодаль. Прыгает по ступеням храмов, сбивает нерасторопных разносчиков сладостей, отмахивается от водоносов, спотыкается о лотки, сам едва не падает, но поправляет седую бороду, смахивает пот со лба и продолжает бежать.