Мурена
Шрифт:
Самое трудное позади, как сказал Робер.
Он видит в окно, как на дерево карабкается какой-то человек за застрявшим в ветвях воздушным змеем. На улице ветрено, ветви — толстые старые высокие ветви — медленно раскачиваются; Франсуа понимает, что это ясень. Он смотрит на небо — оно чистое, в ожидании первого весеннего дождя. Франсуа следит, как руки мужчины ищут неровности в коре, как он подтягивает вверх свое тело, затем его ноги обхватывают ствол, он прижимается к дереву, а тем временем руки тянутся выше, находят новые неровности, ноги расцепляются, и все повторяется сначала. Франсуа слышит шуршание газеты, раздается голос Виктора, который читает вслух новости: в Шарлевиль-Мезьере открывают новый автовокзал!
Мужчина тем временем продолжает лезть вверх, добирается до ветвей. Сквозь редкую листву Франсуа видит, как изгибается его тело,
— А вот скоро будет праздник свиней! — сообщает Виктор. — Да, кстати, «Седан» продул «Сент-Этьену», но выиграл у «Монако».
Мужчина за окном подгибает поясницу, бросается вперед, закидывает ногу на ветку, что расположена выше его пояса, раскачивает второй и усаживается на дереве, словно заправский акробат.
— Стартует «Тур де Шампань», — не унимается Виктор, — будут Дессоль, Руэль, Котталорда, Васко… Поставлю на Васко. Принимая во внимание общий уровень и то, что большинство участников любители, Васко точно будет первым.
Мужчина тем временем уже наверху, над ним развевается на ветру красный хвост воздушного змея, он хватает его и тянет к себе. Вот это замах! Плечевой сустав — один из самых подвижных в теле человека, на него не давит вес тела. Франсуа не знает об этом, но догадывается, наблюдая такую завораживающую ловкость.
— Спорим, Васко придет первым? Как думаешь?
Франсуа стоит, упершись лбом в оконное стекло, не отрывая взгляда от мужчины на дереве; на нем комбинезон и кепка. Этим человеком мог бы быть и он сам. Но теперь по бокам у него лишь призраки, его повсюду преследуют призраки.
— Ну, восточная принцесса, что думаешь?
Мужчина терпеливо разматывает спутавшуюся уздечку воздушного змея.
— Что, Франсуа, ты не любишь велоспорт?
Он хочет иметь руки, такие же руки акробата. Он хочет быть на месте этого мужчины.
— А футбол любишь?
Мужчина все еще сидит на ветке, держа в руках змея.
— Что, вообще не нравится спорт?
Франсуа прикрывает глаза.
— Ну, бывает, что-то и не нравится…
Да заткнись уже, думает Франсуа. Он не двигается, по-прежнему прижимается лбом к стеклу и беззвучно шевелит губами.
— Тут еще есть интересное, вот…
Франсуа проводит лбом справа налево, словно стирая что-то со стекла.
— Что там еще?
Что там еще? Да в сравнении с тем, что действительно имеет значение для них, все эти футболы, велогонки, прогнозы погоды, новые автовокзалы — полная чепуха. А вот искалеченные ноги, сожженная кожа, отсутствие рук, взмокшие чресла…
— Чем вы будете потом заниматься? — спрашивает Франсуа. — Ну, когда выпишут.
Он легонько постукивает лбом о стекло.
— Бухучетом, чем же еще, — отзывается Тома. — Это по мне. И ходить не надо.
— А мне обещали работу в конторе, на шахте. Не Перу, конечно, но что ж поделаешь…
Они понимают, что этот вопрос Франсуа задает не им, а себе. Вот он-то что будет делать, когда его выпишут? Он рассказывал им, что был каменщиком, плотником, каменотесом, виноделом, разнорабочим, батрачил. Ответ тут один: ничего. Они найдут занятие. У них дети, жены, они понимают, что будет непросто, и не строят иллюзий. Ночами они тоже думают о будущем, но молчат об этом. Они понимают, что Франсуа придется хуже всех. Виктор и Тома вспоминают, как его привезли сюда, в двенадцатую палату, и они подумали: да, знатно эти его отделали. Под «этими» подразумевались все: и хирург, и снег, и контактный провод, Бог, неудача.
— Но ты еще молод, — говорит ему Тома.
Виктор бросает на него короткий взгляд, и Тома понимает, что сморозил глупость. Молод? И в чем же здесь счастье? В чем тут преимущество? Что, он дождется, пока отрастут новые руки? Привыкнет? Ему сейчас двадцать два, но время ничем не поможет. Что изменится, когда он калека? За четверть секунды там, в Бейле, он превратился в древнего старика.
Франсуа наконец отлепляется от стекла, открывает глаза. У него на лбу осталось красное пятно. Он видит сидящего на дереве мужчину, и эта картина пронзает ему душу. Он отворачивается от окна и направляется к двери, отворяет ее ударом ноги и исчезает в коридоре.
Он
13
Эрнст Кречмер — немецкий психиатр и психолог, автор труда «Строение тела и характер» (1921), принесшего ему мировую известность. По его типологии, для лептосоматиков характерно хрупкое телосложение, высокий рост, плоская грудная клетка, узкие плечи, длинные худые ноги.
Справа от себя он замечает дверь. Подходит ближе. Она не заперта. Он толкает ее, за ней видит лестничную клетку. Дверь захлопывается за ним, чмокая резиновым уплотнителем, отсекая доносящийся из коридора шум. Мускулы дрожат от напряжения. Франсуа поднимается на первую ступеньку, ему трудно дышать, он сдвигает лопатки, глотает воздух, поворачивает голову. Наверху видит еще одну дверь, из-под которой пробивается дневной свет. Его донимает муха, что вьется перед лицом, Франсуа считает — всего пятнадцать ступенек. Он не останавливается, ему все равно, лестница это или целый Эверест; муха и пробивающийся из-под двери свет говорят ему о том, что наверху есть терраса — на той стороне здания, откуда видно забравшегося на дерево мужчину. Он продолжает карабкаться. Ляжки сводит судорогой, но свет манит к себе. У Франсуа сильные колени, он рассчитывает на них, он хочет дойти до верхней площадки. Он начинает задыхаться. Вдох, лопатки назад, выдох. Муха бьется в его в висок и отлетает. Он не останавливается, колени ломит; десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать… Осталось совсем немного. Наконец он ударяет ногой по железной двери, и его сразу ослепляет солнце.
Он прикрывает веки. Да, это точно терраса, а быть может, и крыша. Вся ее поверхность усыпана окурками. Вот еще поворот — так и есть, отсюда тот же вид, что из палаты, только нет оконного проема; ему открывается перспектива: на востоке река, до горизонта через луга тянутся перелески. Возможно, это не луга, а засеянные поля, едва успевшие зазеленеть, поэтому стебли еще коротки. Он стоит на крыше, на сером прямоугольнике, без балюстрады; его овевает ветер, который вмиг высушивает пот, надувает на нем больничную рубаху с завязанными рукавами. Едва передвигая ноги, он пересекает крышу, чувствуя солнечное тепло. И вот он видит и дерево, и сидящего на ветке мужчину. Тот замечает его и машет рукой. Это явно местный житель, он может порадоваться открытию нового автовокзала в Шарлевиль-Мезьере, отметить победу клуба «Седан», сходить на праздник свиней, поболеть за кого-нибудь из велосипедистов на «Тур де Шампань»; он строит планы, о чем-то мечтает, у него есть руки-ноги, и он не знает, как ему повезло.