Мурка, Маруся Климова
Шрифт:
Ничего неожиданного он там не увидел: один мужик, скорчившись и не подавая признаков жизни, лежал на земле, а двое других тупо пинали его ногами. Никого из них Матвей в темноте особо не разглядел. Да если бы и разглядел, то вряд ли это что-то ему дало бы: он переехал из родительской квартиры сюда, на Ломоносовский проспект, недавно и соседей почти не знал. Единственное, что он сразу понял, – что пинающие мужики и не мужики даже, а просто пацаны. Для лежащего на земле возраст, похоже, уже не имел значения.
– Ну? – спросил Матвей, заметным жестом засовывая руку
Пацаны как по команде обернулись к нему.
– Чего – ну? – тяжело дыша, видно, утомился, трудясь над телом, спросил один из них.
– Долго плясать будем? – поинтересовался Матвей.
– А тебе больше всех надо? – хмыкнул второй.
Сразу после этих слов пацаны дружно матюкнулись, чтобы прояснить ситуацию.
Матвей еще в годы дворового детства понял, что лучше всего проясняет подобные ситуации не слово, хоть бы и матерное, а прямой удар. А в те два лета, что он гонял машины из Калининграда, жизнь только подтверждала такое его убеждение, притом неоднократно.
От удара первый, более хлипкий, пацан отлетел назад, звонко ударившись спиной о контейнер. Второго Матвей бить не стал – просто направил на него пистолет. Пистолет был газовый, но он был уверен, что ни один из пацанов не рискнет это проверять. С первых минут близкого общения понятно было, что это обычные наркоши, занятые добычей легких денег. Деньги, добытые под дулом пистолета, нельзя было считать легкими, поэтому наркоши должны были бы ретироваться со скоростью звука.
Проводив их взглядом, Матвей спрятал пистолет и наклонился над лежащим.
«Живой, – без особой радости констатировал он. – Елки, до утра теперь со «Скорой» провожусь, не говоря про ментов!»
Еще через полминуты он понял, что «Скорую» вызывать, пожалуй, не имеет смысла. От мужика шел такой крепкий водочный дух, что надеяться на милосердие врачей было просто глупо. Они наверняка не повезли бы страдальца в больницу, а оставили бы на попечение случайного спасителя.
Матвей перевернул мужика на спину и сразу понял, что пословица про пьяных, которых Бог бережет, вышла из самых глубин народной мудрости. Страдальческое постанывание, вырывавшееся из его разбитых губ, было одновременно здоровым пьяным храпом.
– Мужик, просыпайся, домой пора!
Матвей потряс его за плечо. Ответом ему был чуть более громкий стон; ни малейшего намерения очнуться болезный при этом не выказал. Ситуация получалась идиотская. С одной стороны, зачем возиться с алкашом, который желает провести ночь у помойки, но, с другой стороны, видно же, что он вполне может, не просыпаясь, перейти в лучший мир – сам или с помощью очередных искателей легких денег; костюм на нем был хоть и грязный от земли и крови, но, очевидно, дорогой.
Плюнув, Матвей подхватил мужика под мышки и, не обращая внимания на его стоны, взвалил к себе на плечо и поволок к подъезду.
Свалив этот подарочек на диван, он снова вышел на лестницу и позвонил в квартиру напротив – еще с улицы заметил, что, несмотря на поздний час, в ней горит свет. Сосед из этой квартиры, Леша, работал травматологом в госпитале Бурденко. Однажды он попросил Матвея
– Надо же! – хмыкнул Леша, обведя взглядом раскинувшегося на Матвеевом диване гостя. – А я как раз статью пишу про черепно-мозговые травмы на фоне алкогольного опьянения. Вспомни говно – вот и оно.
Оказалось, впрочем, что голова у Матвеева гостя крепкая.
– Жить будет, – ощупав стонущее и храпящее тело, сообщил сосед. – Пару ребер ему сломали – ничего, заживет как на собаке. А так здоровенький. Помочь его на улицу вынести? На лавочке проспится и домой поползет.
– Да ладно, что его носить туда-сюда? – махнул рукой Матвей. – Еще наркоши эти вернутся. Или другие набегут.
– Ну да, – кивнул Леша. – У нас тут наркодилер живет, знаешь? Ты смотри, сам поосторожней ходи, а то клиентура у него специфическая. Как ломка накатит, так сперва зарежут, а потом только посмотрят, что там у тебя в карманах. А ментам, ясное дело, по фигу, они только с несанкционированной коррупцией умеют бороться.
Проводив соседа, Матвей окинул брезгливым взглядом храпящего на диване мужика. То, что в его чистой квартире – уезжая, Матвей всегда делал уборку, чтобы возвращаться непременно в чистоту, – появилась какая-то неприятная помеха, не могло вызвать у него никаких чувств, кроме брезгливости. Матвей даже сам удивлялся своей неожиданно проявившейся аккуратности. Когда-то мама по пятам за ним ходила, заставляя перевешивать брюки со стула в шкаф и убирать по утрам постель. Тогда он изо всех сил сопротивлялся – зачем убирать, все равно же вечером снова стелить?! – и сердился на мамину спокойную непреклонность; спорить с ней было бесполезно. А когда стал жить один, то с удивлением обнаружил, что неубранная постель ему мешает, и висящие на спинке стула брюки мешают, и даже грязная посуда, хотя уж ее-то вообще ведь не видно, пока раковина не наполнится доверху.
И, конечно, мешал ему пьяный тип, храпящий и стонущий на его диване.
Матвей принес в комнату тазик – может, если этого козла потянет блевать, то он хотя бы сообразит, что делать это надо не на ковер, – перевернул тело на бок – еще захлебнется – и ушел в ванную. В долгожданной душистой пене настроение сразу улучшилось. Не хватало еще убиваться из-за какого-то пьяного придурка! В конце концов, кресло-кровать ничем не хуже дивана, и лежать на нем так же удобно, и торшер уютно освещает книгу, которую читаешь перед сном, и в сон ты проваливаешься легко, лишь мельком успевая почувствовать это легкое счастье своего молодого сна...
Проснувшись утром, Матвей несколько минут не мог понять, почему в ванной шумит вода.
«Наташка, что ли, вернулась?» – мелькнуло в голове.
Но тут же он сообразил, что этого никак не может быть. С Наташкой они расстались месяц назад, она нашла себе олигарха и теперь, возможно, уже сумела осуществить свою чистую девичью мечту – грамотно выйти замуж.
Со своим ночным гостем Матвей столкнулся в коридоре, когда вылез из постели и пошел проверить, что там происходит на его жилплощади.