Мурмир
Шрифт:
Муж писал дорогой ручкой, но всё равно за почти целый год многие буквы стерлись – неудивительно, ведь это всего лишь листок бумаги, который я часто перекладывала его
И вот я снова вижу знакомый почерк. Слезы на глаза не навернулись, сердце не заколотилось – я не ощутила ничего, что следует чувствовать в такие моменты. Нагревшееся на солнце дерево стало для меня опорой, я словно чувствовала присутствие мужа рядом – такого, каким он был в первые годы брака и такого, каким был в наши последние счастливые дни. Я готова понять всё, что он сказал мне.
Марк не стал переписывать набело свои мысли, и я видела зачеркнутые слова – а некоторые просто угадывала.
«Мауйя, – я словно услышала родной голос. Имя было зачеркнуто аккуратной прямой линией, и написано другое слово, по мнению Марка более подходящее: – Любимая…»
Я на секунду прервалась. Всё-таки это ужасная ошибка – насчет слез. Мне потребовалось время, чтобы продолжить. Марку всегда тяжело давались теплые слова, и такое обращение много значило. Я заставила себя читать дальше, договорившись с собственными глазами, что позволю им выплакаться – но потом, полностью прочитав послание мужа…
Оля не собиралась тем вечером приходить к Мауйе, просто случилось нечто, требовавшее срочного совета подруги – но Оля моментально забыла об этом, увидев её. Мауйя в вертикальном теле сидела на траве, прижавшись к одинокому старому дереву. Она не двигалась, и сначала Оля безумно испугалась, подумав, что подруга не дышит. Девушка подошла ближе, но всегда внимательная Мауйя ничего не замечала. По её щекам катились слёзы, а к сердцу она прижимала потрепанный листок бумаги.