Мурзилка
Шрифт:
Рядом с Сашкой, хромая, похаживал взад-вперед Николай. Как и Шварц, он работал когда-то в море, но года три назад ему перебило ногу лопнувшим в шторм швартовым концом. После этого он списался на берег и подался зачем-то в рыбоохрану. Зарплаты тогда платили мизерные, и Шварц, впервые встретив его, так и спросил: чего ты, мол, не нашел себе дельца получше? У Николая один глаз был карий, другой желтый. Карий был добрый, желтый - насмешливый и злой. Шварц увидел, как в глубине желтого заиграли искорки.
– Правду сказать?
– Говори.
– Понимаешь,
– Меня, что ли?
– спросил Шварц.
– Ну да, - веско подтвердил Николай.
– Мне в управлении вашем так и сказали: один у нас есть псих-одиночка, Андрей Андреич Шварц. Хочешь к нему? Он тебя жить научит не по лжи, не сомневайся.
Тогда Шварц мучительно переживал эти слова, а потом полюбил Николая за эту старую, не поддающуюся перелицовке человеческую выделку: он третьим в команду отлично вписался. Теперь, однако, дело оборачивалось нехорошо.
Шварц рассказал о разговоре с начальством.
– У тебя голова как?
– невпопад спросил Саня.
– Голова?
– переспросил Шварц, упрямо отказываясь понимать, зачем это Сашке вспоминать о том, как ночью он, поскользнувшись, чуть не раскроил себе голову о камень.
– Голова-то ничего как будто, а что?
– А у меня болит, - отозвался с земли Сашка.
– Надо бы ее пивком промыть, а, ребята? Не хочешь полечиться "Доктор дизелем", а?
– Иди ты, - сказал Шварц.
– Уволят, - вслух размышлял Сашка, - я себе сразу "тойоту" куплю во-от на таких шинах - и в тундру! Всю рыбу перепорю. Хрен меня кто поймает!
– Ты-то перепорешь, - сказал Николай и сверкнул желтым глазом.
– А что?
– не смутился Сашка.
– Хошь, иди ко мне в напарники: мы им всю рыбу выловим, тайгу попалим, а Атласово с Ключами с двумя-то карабинами вдвоем возьмем как-нибудь. Декреты объявим. По правде будем жить, по самой сокровенной правде, - тогда и поглядим, кто кого.
– А меня не возьмешь?
– спросил Шварц.
– Куда ж я тебя брошу?
– рассмеялся Саня.
– Кашу будешь варить. Законник ты. Тебе участие в боевых операциях отрицательно.
В это время зазвонил телефон.
– Во, - отреагировал Сашка.
– Видать, увольняют уже.
Шварц снял трубку и услышал незнакомый голос:
– Андрей Андреич?
– Да, кто это?
– Не узнали? Даня Мальцев, из газеты. Что новенького?
– Из какой газеты?
На том конце линии образовался какой-то провал: ни звука. За это время Шварц вроде что-то припомнил, и, когда тот же голос вновь напомнил ему о себе, он извинительно за свою забывчивость произнес:
– Да, конечно, Даня Мальцев. Вместе летали в бухту Медвежку осенью...
Трубка донесла облегченный вздох:
– Я спрашиваю, как там у вас с рыбой? Нерка, говорят, пошла?
– Пошла.
– А!
– воскликнул Даня Мальцев удовлетворенно.
– Что-то серебрится, нерка нерестится. Работаете, значит?
– Приезжай, - подумав, сказал Шварц.
– Если надо.
Как и все профессионалы, которым, собственно, известность и слава не нужна, Шварц журналистов не любил. Но Даня, как-то раз навязавшийся к нему в вертолет на облет побережья, сумел растрогать его. Когда в Медвежке по ним выстрелили из-за камней, Мальцев упал на землю и, нацелив встречь дроби длиннющий объектив, стал как заведенный щелкать. Его снимки очень помогли потом Шварцу, ибо запечатлели и перестрелку, и поротую рыбу, и бутылки у костра, и лица тех пьяных придурков, когда их вели к вертолету. Но главное, он не испугался, когда начали стрелять. Поэтому Шварц повторил приглашение:
– Завтра в рейд едем. Присоединяйся, если хочешь...
Сейчас-то статья в газете не помешала бы.
– Знаешь, Андрей, - замялся Даня.
– Сам я не смогу. Но корреспондента пришлю - первый сорт. Прими по-отечески...
Пришла - молоденькая, большеглазая, длинноногая - настоящая соплячка. Даже удивительно стало: зачем прислали? Что такая напишет? От разочарования Шварц не нашел ничего лучшего, как сказать:
– Вы меня извините, Лена... Минут пять придется подождать... Дело.
– Конечно, конечно...
Улыбается, отметил про себя Шварц. И где они только эту гладкую улыбочку берут? Вместе с дипломом получают, что ли? Он видел, как она прошла по коридору к просвету двери и остановилась в нерешительности у порога, заметив распростертое на земле мощное тело Сашки. Тот мгновенно проснулся и тут же, несмотря на красные круги под глазами и ржавую щетину, отряхнув от песка голову, заложил первый круг, яростно пыхтя сигаретой:
– Девушка, а вы про меня напишете?
Она не смутилась и сказала доброжелательно:
– Если вы поедете - напишу.
Сашка предложил ей пива. Она отхлебнула: "Слишком крепкое". Сашка пошутил. Рассмеялась. Черт побери, она что, задницей вертеть сюда пришла? со злостью подумал Шварц, но тут же устыдился своих мыслей: господи, вспомни себя в ее годы, когда ты...
– Лена!
– справился с собой Шварц.
– Подходите, как освободитесь!
...когда ты глушил из кружки спирт, чтобы забыть страх и отчаяние мальчика, впервые уходящего в одиночество моря от материнского берега; вспомни женщину, на которую ты лез и которую пытался целовать своим мокрым ртом, чтобы показать, что тебе все нипочем...
Девочка подошла и села рядом, глядя вопросительно. Он уловил ее беспомощность. Похоже, она не знала, о чем спрашивать. А он подумал, что не знает, как отвечать.
– Рассказать про нашу работу?
– бросил он ей спасательный круг.
Она улыбнулась благодарно и включила на запись диктофон.
– Только давайте так: я расскажу правду, а вы просто послушаете. А потом вы все сами увидите и обо всем хорошо напишете. Идет?
Идет. Она убрала диктофон и приготовилась слушать.
– Вы из Москвы?