Мурзилка
Шрифт:
– Ну вот, - сказал Сашка, заглушая мотор.
– До устьев добрались. Отсюда к дому двинем...
Снаружи был ветер. Там, где река соединялась с океаном, на мутных волнах качались чайки. На противоположном берегу она заметила домик - тоже черный, почти сливающийся с бесконечными песками побережья. Рядом с домиком стояла какая-то расплющенная гусеничная машина, каких она прежде не видела. Людей не было.
Все выбрались из грузовика. Шварц достал бинокль и со своею почти комичной серьезностью принялся разглядывать тот берег. Ей было холодно и хотелось есть.
– Э!
– позвал вдруг Шварц.
– А?
– отозвался Сашка.
– Приготовьтесь-ка к работе.
–
– спросил Николай.
– Опять в Озерной ловят?
– Двумя сетками нерку берут.
Она ничего не могла понять, и даже, когда прыгающим, выпуклым глазом бинокля поймала трех человек, копошащихся у воды под тем берегом, ей все не ясно было: они кто - браконьеры, что ли?
Все совершалось непонятно и до странности медленно. Сашка сплевывал, хлопал себя по карманам, проверяя, положил ли в комбинезон сигареты и спички; Николай, надев болотные сапоги, принялся грызть сухарь. На том берегу тоже никто особенно не беспокоился. Трое долго и бестолково топтались на песке, но потом один из них, в оранжевом, с явной неохотой вошел в холодную воду реки и стал вытягивать из воды какие-то веревки.
– Снимают сетку, - отобрав у нее бинокль, сообщил Шварц.
Сашка перестал наконец ощупывать себя и подошел к нему ближе.
– Ты думаешь - что? Лодку надувать будем? Снесет ведь в океан...
– Унесет к чертовой матери, - подтвердил Шварц.
– Если на лодке, то выше соваться надо, километра на полтора.
– А ты дай ракету, - посоветовал Сашка.
– Мурзилка, он пугливый, пришлет вездеход.
Шварц дал ракету.
Она неярко погорела над рекой и погасла, никем, кажется, не замеченная на том берегу. Шварц, однако, продолжал смотреть в бинокль.
– Сам поведет, - сообщил он наконец.
– Кто?
– Мурзилка, бригадир ихний.
– А почему - Мурзилка?
– спросила она.
– Да потому, что он такой... замурзанный весь, - встрял Сашка. Драный, как старый мишка плюшевый...
Николай повел на Сашку желтым глазом.
– Ну ты даешь... Фамилия у него Мурзин. Александр Максимыч Мурзин, тебе тезка. Ты человека брать собрался, а как зовут - без понятия?
– Не бойсь, и без фамилии разберемся, - хохотнул Сашка.
Между тем вездеход - плоская коробочка на гусеницах - задымился на том берегу и, совершив какой-то нелепый маневр, плюхнулся в реку, сразу уменьшившись наполовину. Издалека, перекрывая плеск воды, донесся натужный, почти жалобный вой его мотора.
– Плывет?
– изумилась она.
– Не, по дну...
– сказал Сашка.
– Вишь, как воет? Течение сильное...
В движении машины была странная рваность, которая особенно стала заметна, когда вездеход выполз на берег и с нарастающим грохотом, зарываясь то вправо, то влево, помчался к ним. Все объяснилось, когда ржавая, до красноты облупившаяся и, как дуршлаг, истекающая водой громадина с лязгом остановилась возле них и в пустое окно кабины она разглядела лицо водителя: безнадежно пьяные, бессмысленные глаза и рот, силющийся выговорить: "От уж не ждали, гражданин начальник, от уж..."
Она попятилась. Этот человек и эта груда ржавого лома на гусеницах возникли из какой-то такой жизни, о которой она прежде не знала, да и не желала бы знать и впредь. А человек, как назло именно на ней остановив взгляд своих неживых глаз, силился выбраться из кабины, но не мог, он лишь шевелился и таращил глаза, как разбуженное ночное животное.
– Здравствуй, Максимыч, - вдруг громко сказал Шварц.
– Пугливый ты: попал на уду. Теперь вези нас к себе. Покажешь, какие безобразия ты творишь...
Человек в кабине перестал возиться и обмяк на сиденье, разом сделавшись нестрашным и жалким.
– Садись, - прохрипел он обреченно, доставая откуда-то мятые, высыпавшиеся папиросы и выпуская своим глиняным ртом дым прямо в открытое окошко.
Все вскарабкались наверх. Николай залез к Мурзилке в кабину, где валялись окурки и смятые консервные банки, Шварц с Сашкой встали над гусеницами по бокам, а ее посадили на самый верх, заставив свесить ноги в люк кабины.
– Держись крепче, - сказал Шварц.
Все было ужасно вонючее, грязное; она вымазала ржавчиной джинсы и принялась было оттирать рыжину, но прорезавшийся откуда-то из-под земли адский рев заставил ее, позабыв обо всем, вцепиться в приваренную на крыше скобу: это заработал мотор. Тут же тягач рванул и пошел, исступленно дымя, к реке, при этом болтаясь и дергаясь так, что за полминуты она совершенно обессилела у себя наверху, пытаясь удержаться на крыше. Ей стало не по себе: она представила вдруг, что за рулем - пьяный, ничего не соображающий человек, которому ни до нее, ни до кого-либо вообще нет никакого дела. Подтверждая худшие ее опасения, Мурзилка направил тягач прямо в реку: грохнуло что-то, хлестнула по лицу вода, и машина села в воду по самые фары. Николай в кабине грязно выругался, мотор приглох, и только в глубине еще скрежетало и ворочалось что-то, заставляя убитый вездеход чуть-чуть продвигаться вперед. Когда она почувствовала, как течение раскачивает машину, сжалось сердце: черная вода била в левый борт, где, мокрый по пояс, стоял Шварц. Она вспомнила вчерашнее ледяное купание и с ужасом подумала, что до океана каких-нибудь двести метров, и если этот клацающий гусеницами ржавый гроб оторвет ото дна...
– А нас в море не может унести?!
– закричала она, наклоняясь к Сашке, чтоб с ним разделить свой страх.
– Бывает! Уносило!
– заорал Сашка, силясь перекричать подводные рокоты мотора.
– А что, страшно?!
Она кивнула, чувствуя, что вот-вот разревется от ужаса.
– Ну вот! А ты боялась! Что приключений не будет!
VIII
Она долго не могла оправиться после переправы и пришла в себя только тогда, когда увидела этих людей под берегом - мрачного, чем-то неуловимо похожего на Николая мужика в прорезиненном оранжевом комбинезоне, молодого парня в гимнастерке и закатанных выше колен штанах, из которых торчали худые, голубые от холода ноги, и мальчика в драной красной кофте, держащего в руках огромную, как ей показалось, рыбу, серебристые бока которой, как кровью, сочились чудным вишневым блеском. А потом она увидела сеть, подтянутую к берегу, внутри которой шевелились тела обессилевших рыб, которые, заражаясь какой-то стадной гибельной тоской, вдруг начинали биться, - и тогда вся сеть трепетала, как живая. Вторая сеть все еще перегораживала реку поперек, и видно было, как рыба, подходя со стороны океана, спешит миновать опасное, взбаламученное место и застревает в ее ячеях, извиваясь и обесcилевая в упрямом недоумении.
– Здорово, братва!
– приветствовал Сашка браконьеров.
Мужик и парень, выбиравшие рыбу из сети, оставили свою работу и что-то забурчали в ответ. Они, похоже, не очень-то понимали, как им теперь себя вести, тем более что Сашка стоял на высоком берегу и им приходилось задирать головы, чтобы увидеть его торжествующее лицо. Мальчишка, напротив, оглядывал незнакомцев с диким, хотя и настороженным любопытством. Неожиданно рыба в его руках рванулась, он не удержал ее и уронил в воду. Ослепшая и задохнувшаяся, она тут же попала во вторую сеть, откуда веяло прохладой материнской речной воды.