Мушкетёр Её Высочества
Шрифт:
— Вы чего? — повернулся к ним Семён, подозрительно осматривая их на предмет здоровья их психики.
— Греемся, — весело ответила Даша, а Вера беспричинно засмеялась. Семён понимал, что нужно было бы сесть, но бензина хватало только на полёт без форсажа, к тому же, неизвестно, что там внизу: могут спокойно поймать и пристрелить.
Поэтому внимательно всматривался вниз и сверялся с картой, понимая, что у них только один шанс. Позади оставался Южный Буг и Тигульский лиман и по прикидкам выходило, что до Одессы оставалось всего ничего, поэтому Семён молил Бога, чтобы ничего не случилось. Но, видимо, Бог от них отвернулся, так как мотор пару раз чихнул и заглох.
Нос самолёта наклонился вниз, и земля стала приближаться слишком быстро. Даша и Вера заорали, а Семён потянул штурвал на себя, выравнивая нос самолёта и пытаясь планировать, чтобы как-нибудь сесть. Внизу он увидел колонну шагающих солдат, которые, при приближении самолёта, разбежались кто куда.
Семёну повезло, и он приземлился, только самолёт развернуло, так как колесо попало на замерзший комок земли, и они чуть не вывалились из кабин. Их сразу же окружили разогнанные самолётом бойцы, одетые кое-как, большинство не в военную форму, а оружие было большей частью трофейное, так как отличалось разнообразием.
— Німецькі шпіони, — прокричал один дядька и огрел Семёна суковатой палкой, которую держал вместо оружия. Семён охнул, но удержался на ногах, чтобы не забили насмерть.
— Та це ж молодиці! — воскликнул другой, показывая на Дашу и Веру.
— Вони пьяні... — удивился первый, перестав дубасить Семёна и глядя, как Вера и Даша шатаются из стороны в сторону. Больше их не трогали, а повели вперёд, собираясь передать какому-то «Митрофанычу». Семён никак не мог понять, почему Даша и Вера идут, шатаясь, а когда очутился рядом и учуял запах спиртного, удивлённо спросил:
— Когда вы успели набраться?
— Шпіони, не балакайте, — миролюбиво толкнул его палкой дядька, и Семён замолчал, так и не поняв, где сёстры успели напиться водки.
Впереди показалась какая-то деревня, вокруг которой базаром расположились войска, большей частью похожие на тех бойцов, которые их сопровождали и ничем не отличающихся от крестьянского войска Махно.
Их подвели к дому, чуть-чуть лучше от других, и оставили на улице мёрзнуть, а дядька с палкой зашёл внутрь. Через некоторое время он вышел, расправляя усы, и повернулся к Семёну и сестрам Хоменковским.
— Заходьте, шпіони, — громко предложил он, подталкивая Семёна в спину. Они зашли в дом, который обдал их теплом, расслабляя. За столом сидел презентабельного вида бородач в овальных очках, лет пятидесяти, больше похожий на какого-нибудь профессора университета, чем на командира военного подразделения.
— Садитесь, — предложил он, показывая на лавку у стены по правую от себя руку. — Меня зовут Иваном Митрофановичем Луценко. Я комиссар Херсонщины от Украинской народной республики. Куда вы летели на самолёте?
— Самолёт мы украли у батько Махно и летели в Одессу, — сказал правду Семён.
— За какой надобностью? — спросил «Митрофанович», внимательно рассматривая Дашу и Веру. Семён полез в карман и вытянул какую-то бумажку. Даша подозревала, что это та же бумажка, которую Семёну дал Петлюра, и которую забрал Махно. Почему она снова очутилась в руках Семёна, для Даши секрета не составляло: «Украл», — подумала она, улыбаясь. На словах Семён сообщил, что едет в Одессу работать механиком, а Даша и Вера едут к своей тёте.
— Откуда вы знаете Петлюру? — поинтересовался Луценко.
— Мы вместе ехали из Киева в Белую Церьков, — ответил Семён и добавил: — Познакомились за коньяком.
Луценко внимательно рассматривал их, а Даша подумала, что их «правда» явно похожа на враньё. Внезапно Вера наклонилась и упала на Дашу. Семён подхватил её на руки, не зная, что делать, а Луценко, очень резво как для своей крепкой комплектации, подскочил к нему и резко приказал:
— Положите её на лавку, — Семён положил, а Луценко на него прикрикнул: — Отойдите, ей нужен воздух.
— Мы немного выпили спирта, чтобы согреться, — объяснила Даша. Комиссар расстегнул ей подрясник и дал понюхать какую-то травку, которую вытащил из внутреннего кармана. Даша услышала запах полыни.
— Это не спирт, — объяснил Луценко, измеряя пульс, и добавил: — она беременна.
Даша застыла, поражённая, а потом уставилась на Семёна и взглядом у него спросила: «Это ты, паразит?» Семён сам был удивлён, но не расстроился, а как будто обрадовался. Вера пришла в себя, не понимая, почему рядом с ней сидит Луценко, который, оставив её на Семёна, крикнул:
— Тимоша!
Из соседней комнаты выскочил молодой парень и сообщил: «Ась?»
— Завари чаю, — бросил Луценко и полез в чемодан, лежащий возле стола на лавке. Даша увидела кучу аптекарских пакетиков, расположенных с пунктуальной тщательностью. Деньщик принёс стаканы с чаем и поставил на стол. Луценко вытащил металлическую коробочку с карамельками и предложил: «Пейте чай». Веру, потянувшуюся к стакану, он остановил:
— А ты, голубушка, подожди.
Он вытащил с пяток пакетиков, которые завернул в бумажку и отдал Даше, а один открыл и бросил крупицу какой-то травки в чай.
— Будешь пить каждый день поутру, — сказал он Вере, и добавил, глядя на Дашу: — А ты проследи!
Сёстры ночевали в доме комиссара Луценко, в горнице без окон, как будто специально сделанной для пленниц, а Семёна увели, и Вера беспокоилась, как бы его снова не принялись бить.
— Успокойся и спи, комиссар не глупый и справедливый, — сказала Даша, толкая Веру под бок, — ничего с твоим Семёном не сделается.
— Я всё слышу, — подал голос комиссар, лежащий в другой комнате, и сёстры захихикали, как будто студентки на лекциях. Они уже выяснили, что комиссар, перво-наперво, врач-травник, а уж потом военный командир и ничуть его не боялись.