Мушкетер. Кто Вы, шевалье д'Артаньян?
Шрифт:
Ну что ж, нежелание господина Ришелье демонстрировать свой интерес к нашей персоне — фактор исключительно интересный и требующий серьезного осмысления, решил д'Артаньян, однако осмыслить что-либо не успел ввиду того, что камердинер остановился наконец у приметной двери темного дуба и, распахнув ее, с поклоном предложил псевдогасконцу войти.
Д'Артаньян собрался внутренне, одернул колет и хотел было переступить порог, как вдруг камердинер сказал ему:
— Шляпу сними.
— А? — от волнения не расслышал д'Артаньян.
— Шляпу сними, да? — охотно повторил камердинер,
— Вот черт! — спохватился разведчик, сообразив, что чуть было не прокололся, и быстро сдернул с головы широкополую шляпу.
Других замечаний не последовало, и д'Артаньян беспрепятственно вошел внутрь, спиной почувствовав, как закрылась позади него дверь. Он помедлил несколько мгновений, собираясь с духом, а потом вышел на середину большой комнаты, ну или же небольшой залы. Это уж как посмотреть.
Д'Артаньян посмотрел повнимательнее. Что ж, если размеры помещения и могли вызвать спор, то относительно его предназначения разночтений, что называется, не было. Оружейная палата.
Он неторопливо скользил глазами по стенам, отягощенным геральдическими щитами, с пышными или, напротив, скромными родовыми дворянскими гербами. Между щитами было развешано оружие — как холодное, так и огнестрельное, — но все в исключительно богатом исполнении. Изящная резьба и чеканка, а также драгоценные металлы в изобилии украшали рукояти кинжалов и стилетов, эфесы мечей и шпаг, ложи и приклады мушкетов и аркебуз. Подсвеченные редкими солнечными лучиками, что проникали сквозь высокие стрельчатые окна, до половины забранные тяжелыми гардинами, поблескивали самоцветы различных оттенков.
Красивые безделушки, думал д'Артаньян, неспешно рассматривая оружейное изобилие. Выглядят-то они шикарно, да вот толку от них в реальном бою никакого. Вот эту нарядную шпагу, пожалуй, и ладонью-то не ухватишь, столько серебряных ужей и золотых змеек сплетаются над ее эфесом, образуя гарду, призванную защищать руку бойца от вражеского клинка. А этот чудовищно грозный с виду мушкет решительно непригоден к бою: такое количество драгоценных камней на прикладе! Да, мастер явно не был стеснен в средствах, даже на пяту приклада, которая должна упираться в плечо, и то не забыл камушки приладить. Да отдача при выстреле со страшной силой вгонит все это изумрудное великолепие прямиком в плечо стрелку! Неизвестно, нанесет ли такой выстрел урон противнику, но то, что он изувечит самого стрелка, — неоспоримо!
Невзирая на серьезность момента, разведчик позволил себе сдержанную усмешку. Сколь бы глубокие различия ни лежали между народами и культурами, всех властителей на земле, похоже, объединяет страсть к симпатичным сувенирам, этаким пародиям на настоящее оружие. Спросить бы у Портоса, не увлекался ли вождь его племени коллекционированием луков и копий, инкрустированных драгоценными камнями! Почти наверняка ответ был бы положительным.
Размышляя подобным образом, д'Артаньян подошел к щиту, висевшему рядом с диковинным мушкетом, опасным более для самого владельца, нежели для его врага. На гербе, украшавшем щит, были изображены какие-то птицы. То ли дятлы, то ли канарейки…
— Лотарингские дрозды!
Д'Артаньян
Напротив него, шагнув из тени междуоконного простенка, стоял высокий, статный, сухощавый мужчина в красной сутане. Голова его была покрыта красной же кардинальской шапочкой, пленявшей темные локоны, стекавшие на плечи, а тонкие, благородные черты лица дышали решительностью и целеустремленностью.
Псевдогасконец склонился до пола, обмахнув перьями ботфорты, мысленно поблагодарив камердинера за то, что шляпа была снята заблаговременно. Перед ним стоял кардинал Ришелье, тайный властелин Франции, правая рука его величества короля Людовика XIII и оба полушария его головного мозга.
— Это лотарингские дрозды, шевалье, — произнес кардинал, подходя к д'Артаньяну, вернее, к стене, на которой висел щит, привлекший внимание разведчика.
Распрямив спину, д'Артаньян робко взглянул на кардинала. Он даже не понял, ответил ли Ришелье на его приветствие.
Кардинал же, не обращая на псевдогасконца внимания, смотрел на герб, украшенный пернатыми, и был увлечен, казалось, исключительно ими.
— Это лотарингские дрозды, шевалье, — повторил он снова, на тот, видимо, случай, если шевалье оказался глуховат и не расслышал с первых двух раз. — Древний герб династии Гизов. Вам известна история династии Гизов, шевалье? — Он обернулся наконец к д'Артаньяну.
Разведчик просто физически ощутил давление его острых, пронзительных глаз и опять, почти против воли, склонил голову:
— Разумеется, ваше высокопреосвященство.
Ришелье кивнул и снова повернулся к геральдическому щиту.
— Гизы — боковая ветвь Лотарингской династии, — задумчиво, словно обращаясь не к д'Артаньяну, а к кому-то третьему, незримо присутствовавшему в оружейной палате, произнес кардинал. — Считали себя прямыми потомками созидателя Французского королевства Карла Великого. Стремительно начали возвышаться с конца пятнадцатого века. Наибольшего расцвета достигли в середине прошлого столетия. При Франциске Первом Валуа занимали многие ключевые посты в королевстве, а при его сыне Генрихе Втором контролировали уже почти все сферы внешней и внутренней политики Франции.
Кардинал умолк.
Стоя сбоку, в шаге от него, д'Артаньян внимательно, но в то же время осторожно и ненавязчиво рассматривал фактического властителя Французского королевства. Теперь, глядя на Ришелье в профиль, он отметил легкую сутуловатость, являвшуюся, видимо, следствием многих часов, проведенных за письменным столом. Помимо этого д'Артаньян дополнил портрет первого министра высоким, интеллектуальным лбом, орлиным носом с едва заметной горбинкой и упрямым, волевым подбородком.
Молчание между тем затягивалось, акцентируя на себе атмосферу оружейной палаты и насыщая ее отсутствовавшим доселе напряжением. Впрочем, псевдогасконец в любом случае не решился бы нарушить это молчание, сколь бы напряженным оно ни было. Тут уж все находилось в руках Ришелье.