Мушкетер
Шрифт:
– Я не хочу ни о чем говорить, – девушка закрыла лицо руками. – Все это слишком тяжело, – она медленно отвела руки и еле слышно прошептала: – Прощайте, Исаак... Или, отныне, только Портос? Впрочем, все равно. Да благословит вас Бог за то, что вы для нас сделали! Вспоминайте иногда... – она не договорила, отвернулась.
Я ушел, и больше мы не виделись.
Глава одиннадцатая,
в которой я возвращаюсь в Париж
До темноты мы с Мушкетоном просидели в прибрежных зарослях. Я внимательно следил за дорогой, а он, став от рискованного путешествия чрезвычайно болтливым, развлекал меня историями
Около полуночи я, наконец, решил, что можно отправляться в обратный путь. Туман, обычное явление в этих местах, вновь окутал оба берега Дюранса. Мы спустили на воду нашу лодку и совсем скоро оказались во владениях французской короны. Мушкетон высадил меня в ста ярдах от того места, где его ожидал Якопо. Я вернулся в «отель Бриссо». Перед уходом отсюда я специально неплотно прикрыл окно в свою комнату, и теперь мне не составило особого труда проникнуть в дом через него. Оказавшись в комнате, я, как был, в одежде рухнул на кровать и уснул мертвым сном, без сновидений.
– Ну и горазды же вы спать, господин Портос! – поприветствовал меня наутро гостеприимный господин Жозеф де Бриссо – полный тезка итальянского капитана из Барселоннеты. – Уж мы целый день вчера пытались вас разбудить, и стучали, и звали – и все напрасно!
– Все потому, господин де Бриссо, что ваше вино чересчур крепко! – ответствовал я. – Куда там парижским винам!
Мой ответ вызвал у него настоящий восторг. На том мы и расстались – вполне довольные друг другом.
Дорога в Париж прошла без особых приключений. Я мысленно репетировал свой доклад командиру. Признаться, я, все-таки, побаивался за успех моего плана. Конечно, главная часть его мною была осуществлена – я спас своих друзей. Но, признаюсь честно, иной раз мне представлялось, как меня лишают шпаги и отправляют в Бастилию. Или на эшафот. Чем ближе подъезжали мы к Парижу, тем больше у меня появлялось сомнений в успехе.
Теперь мы ехали и ночью, и днем, для чего мне приходилось чаще менять лошадей на станциях и постоялых дворах. Ноги мои превратились в сплошные кровоподтеки, платье и шляпа покрылись слоем пыли. Мушкетон громко и выразительно стонал – хотя на козлах сидеть было несравнимо легче, чем в седле. Тем не менее, уже через три дня после отъезда из Барселоннеты мы вновь въехали в Сен-Антуанские ворота. В первую очередь я вернул в гвардейскую конюшню карету с решетками и запорами. Избавившись от этого мрачного сооружения, я почувствовал облегчение.
Теперь мне предстояло доложить капитану о выполнении приказа. Результаты доклада могли быть самыми разными, и я не хотел ставить под удар моего верного слугу.
– Ступай домой, – сказал я Мушкетону, едва мы вышли из конюшен. – Жди меня там. Надеюсь, что долго меня не задержат. Задай корм Вулкану, – я передал ему повод от моего коня.
Мушкетон нерешительно потрепал коня по холке. Большую часть пути я проделал на сменных лошадях, только последние два часа – на Вулкане, ждавшем нашего возвращения в Фонтенбло. Но я так торопился, что едва не загнал беднягу.
– Может быть, вам стоило бы переменить платье, прежде чем идти к начальству? – заметил Мушкетон, придирчиво оглядывая меня с ног до головы. Я похлопал по шляпе, сбивая пыль с полей и плюмажа, и махнул рукой. Сегодня мне было не до забот о внешнем виде. Кроме того, я опасался, что от какого-нибудь случайного свидетеля капитан узнает о моем подлинном маршруте раньше, чем я успею ему объяснить. Поэтому я решил не следовать совету Мушкетона, а идти прямиком к Дезэсару.
Мой слуга уже подчинился моему распоряжению, когда я окликнул его. Он тотчас вернулся. Я вытащил изрядно похудевший за время поездки кошелек и бросил ему.
– Вот, возьми. Если я не вернусь, можешь оставить эти деньги себе, – сказал я ему. – На первых порах тебе хватит.
– А если вернетесь? – тотчас спросил этот плут с озабоченным видом, прикидывая кошелек на вес.
– Там посмотрим, – я махнул рукой и направился в особняк Дезэсара. Как всегда, в приемной толпились гвардейцы нашей и других рот, просители, мушкетеры его тестя. Мое запыленное платье вызвало интерес, хотя и не чрезмерный. Протиснувшись сквозь толпу, я подошел к адъютанту. Видимо, он имел насчет меня особые распоряжения. Едва от Дезэсара вышел очередной посетитель, как тотчас, не обращая внимания на протесты ждавших своей очереди, адъютант проводил меня в кабинет командира.
– Ба, Портос! Вот и вы! – приветствовал меня барон. – Я не ждал вас так рано, – он окинул одобрительным взглядом мои запыленные сапоги и шляпу с примятым плюмажем. – Да вы, я смотрю, настоящий кентавр – или как там греки звали лихих всадников?
При этих словах командира, я молодцевато расправил плечи. Бросив взгляд в стоявшее у стены зеркало, я остался вполне доволен увиденным: на меня искоса смотрел рослый широкоплечий солдат в платье, покрытом пылью и конским потом – образцовый исполнитель приказов. С гордым видом подкрутив ус, я вытянулся перед Дезэсаром и щелкнул каблуками.
– Да. Чувствуется, что вы торопились выполнить поручение, – продолжал капитан. – Садитесь, Портос! Я уверен, что, хотя выглядите вы молодцом, но, наверняка, изрядно устали. Можете рассказывать, сидя в кресле.
Я послушно сел в огромное кресло, стоявшее напротив письменного стола Дезэсара, но прежде положил перед капитаном приказ, подписанный кардиналом. И лишь после этого приступил к докладу – с тем важным видом, который обычно напускают на себя мои ровесники, когда им удается добросовестно выполнить ответственное поручение.
– Так вот, – сказал я с той неторопливостью, с какой я заставлял себя говорить, чтобы скрыть свой гасконский выговор. – Так вот. Как вам известно, господин капитан, мною, в соответствии с полученным приказом, был произведен арест известных вам лиц. Я сделал это ранним утром, в шесть часов, ровно девять дней назад, то есть, четвертого апреля сего года. При этом присутствовали два сбира, присланные главным полицейским наместником. Сначала, господин капитан, их было четверо, но, поскольку вы упоминали только о двоих, то двое были отосланы их старшим, а двое других, как я уже имел честь доложить, присутствовали при аресте означенных лиц, которых я арестовал в количестве трех, – я вытянул вперед руку, – а именно: старый ростовщик, имя которого указано в приказе, то есть, некий Исаак Лакедем, – я загнул один палец. – Его жена, имени которой я не знаю, – я загнул второй палец. – И его дочь, имени которой я тоже не знаю, – я загнул третий палец. – Арестованные были посажены в карету, которой я был снабжен по вашему распоряжению. Кроме них я поместил в ту же карету слугу арестованного мною ростовщика. Поскольку в приказе ничего не говорилось о том, что арестованных не должен был никто сопровождать, я счел возможным предоставить им слугу. Ибо, господин капитан, дорога предстояла долгая, и она действительно оказалась долгой, а, поскольку арестованные не являлись лицами благородного сословия, я не мог выполнять обязанности их лакея! И потому...