Мушкетеры
Шрифт:
Григорий долго не мог уснуть. Он лежал с закрытыми глазами и мысленно перебирал в памяти события последних месяцев, стараясь отыскать в них какие-нибудь факты, которые помогли бы ему понять то, что случилось сегодня.
Несомненно, странный обвал был делом рук Смита. Значит, и его внезапный отъезд — не случайность.
Но зачем? Зачем понадобилось ему устраивать этот обвал? И что за странный взрыв — без грома, без разлетающихся осколков?
Тарасюк открыл глаза и сел.
Над сплошной чернотой ущелья сверкала золотой россыпью звёзд широкая дорога неба.
…Пирамида в Хирбете. Пещера в Джаббаре. Ещё раньше — вопли иностранной
Через одну точку можно провести сколько угодно прямых в любом направлении. Но то, что он, Тарасюк, не провёл единственно возможной прямой через две точки — шипение газет и кражу пирамиды, — было дурацкой беспечностью. Счастье ещё, что Майя с Халидом оказались во время взрыва не в пещере!
Григорий забылся незадолго перед рассветом, когда на зеленоватом востоке осталось только несколько самых крупных звёзд. Последнее, что он вспомнил, засыпая, были слова непонятной телеграммы: «Ваша пирамида переехала…»
Едва занялась заря, Майя растолкала мушкетеров, взяла их под руки и повела к расчищенному входу в пещеру.
— Сейчас вы увидите гостя из космоса, — предупредила она. — У кого слабые нервы, пусть остается на свежем воздухе.
Фернан усмехнулся, достал сигарету, закурил и присел на камень.
Тогда Майя схватила Григория за рукав и потянула за собой.
С минуту они стояли зажмурившись, чтобы глаза поскорее привыкли к пещерному полумраку.
— Раз! Два! Три! — скомандовала Майя.
Григорий открыл глаза.
Прямо напротив входного проёма стоял по щиколотку ушедший в камень гигант в скафандре. Глубокая свежая трещина пересекала круглый шлем. Огромные беспалые руки были опущены вдоль мощного туловища.
Два круглых отверстия в шлеме не оставляли никаких сомнений в том, кого хотел изобразить художник.
— С ума сойти! — воскликнул Тарасюк. — Фернан! Скорей сюда!
Он выскочил из пещеры, схватил аппарат со вспышкой, мигом примчался обратно и снял шестьдесят четыре кадра — больше катушек с плёнкой у него не было.
Назавтра Григорий направил в Москву краткий отчёт о Майиной находке, фотографию Сошедшего с неба и просьбу о продлении командировки на два месяца для изучения фресок Саммили.
А через два дня лагерь был перенесен в ущелье Джаббар.
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
Глава первая
ДУДНИКОВ В ПОЛНЫЙ РОСТ
До сих пор у нас не было случая показать в полный рост одного из участников событий, о которых написана эта книжка. Правда, его имя упоминалось, и даже неоднократно. Недобрым словом отзывался о нём Григорий Тарасюк. Несколько двусмысленно — академик. Наконец однажды этот самый участник событий проявил себя в действии: задал несколько вопросов Майе Кремневой на заседании Сектора физических методов исследования доисторических памятников и воздержался при голосовании о поездке Майи в Саммили. И тем не менее, как сказано выше, показать его в полный рост ещё не было случая. И дело здесь вовсе не в авторской прихоти. Дело в том, что Дудников вообще нигде и никогда не бывал главным действующим лицом. Несмотря на то что, будучи сокурсником
Почему-то всегда главным назначали кого-нибудь другого, а Дудников становился заместителем. В университете он был заместителем председателя студенческого научного общества. В институте — заместителем учёного секретаря. В экспедициях, в которых он, к слову сказать, бывал в отличие от Тарасюка не слишком часто, Дудников никогда не бывал руководителем отряда или группы. Только заместителем!
Но, судя по всему, положение «зама» вполне устраивало Дудникова. Во всяком случае, никто и никогда не наблюдал никаких притязаний с его стороны на какую-нибудь «главную» должность.
И если сейчас Дудникову суждено выступить в роли главного действующего лица, то лишь потому, что так неудачно сложились для него обстоятельства…
В известном смысле Дудников был прямым Майиным антиподом. Если Майя всегда точно знала, чего она хочет, то он всегда точно знал, чего он не хочет. А всё многообразие нежеланий Дудникова сводилось в конечном счёте к одному — к нежеланию каких бы то ни было изменений.
Из всего огромного числа состояний, в которых может находиться физическое тело, Дудников одобрял только два: состояние покоя и состояние прямолинейного и равномерного движения.
Любое действие, которое могло привести физическое тело, именуемое доктором исторических наук Дудниковым В. С., в любое иное состояние, кроме двух вышеупомянутых, он воспринимал как личное оскорбление.
Но, будучи умудрён немалым житейским опытом, он понимал, что лучший метод обороны — это наступление. И потому охотно примыкал к разного рода новым течениям, занимая в них крайние, арьергардные позиции. А когда новаторы начинали упрекать своего коллегу в консерватизме, он с самым серьезным видом повторял свою любимую поговорку: «Консерватор нужен прогрессу, как тормоз автомобилю».
И эта тактика вполне оправдывала себя. «Возмутители спокойствия» были, как правило, рады видеть в своих рядах человека с незапятнанной какими бы то ни было рискованными идеями репутацией солидного учёного мужа. А любителям состояния покоя внушало покой уже то, что один из них считался своим в лагере «противника». Ну, а начальство?… Начальство видело в Дудникове определённую гарантию против чрезмерных «загибов» институтской молодежи — этакий гироскоп, гарантирующий непременно необходимую в науке устойчивость. Отсутствие колебаний, вибраций и других не всегда желательных физических явлений.
По всем этим причинам предложение директора института о назначении Дудникова заместителем председателя Сектора физических методов исследований доисторических памятников ни у кого не вызвало возражений. А когда Тарасюк отбыл в Саммили, заместитель стал председателем. Точнее, вр. и. о., то есть временно исполняющим обязанности…
Однако эти четыре буквы не спасали положения. Против обыкновения, Дудников вдруг оказался официальным главой весьма рискованного, с его точки зрения, предприятия. И это Дудникова чрезвычайно угнетало. До недавнего времени в ответ на вопрос о гипотезе Белова он мог смело отвечать: «Я гипотезами не занимаюсь… Моя функция — историческая интерпретация результатов исследований. Какими бы методами, с вашего позволения, они ни велись…»