Мушкетеры
Шрифт:
— Я привезу вам вымпел.
— Лучше сначала посылку, — сразу же попросила Майя.
— Хорошо, — согласился Леонид. — Сперва посылку, потом вымпел.
Он с достоинством поклонился и вышел. Майя не выдержала и расхохоталась. К её удивлению, Белов даже не улыбнулся.
Майя толкнула его в плечо:
— Ты что?
— Боюсь, что Леонид пронюхал больше, чем нужно.
…С того самого субботнего вечера, когда в редакционном кабинете впервые появился Белов со своей рукописью, космический клад не выходил у Серёгина из
Серёгин столько раз «видел» его, что мог бы, разбуженный среди ночи, описать этот цилиндр совершенно точно. Диаметр — метра полтора. Высота — метров десять. Совершенно гладкая, без единой заклёпки поверхность.
Местонахождение цилиндра, к сожалению, рисовалось Серёгину уже не так однозначно.
Два месяца назад, когда он ездил на овечьи пастбища в горы, он удивлялся, как ему не пришло в голову раньше, что космический вымпел мог быть оставлен только на вершине какого-нибудь неприступного восьмитысячника. Возвратившись в Москву, Серёгин завел собственный учёт всех восхождений на Памире и в Гималаях и обошёл с десяток победителей заоблачных пиков, придирчиво допрашивая их обо всех подробностях, которые они заметили на вершине горы.
Неделю назад, когда Серёгин плыл по морю, он был абсолютно убежден, что «неземной» цилиндр покоится в глубине океана. Серёгина просто невозможно было оторвать от борта, он мог стоять неподвижно часами, вглядываясь в прозрачную зеленоватую воду. Сколько раз его бросало в жар и холод, когда внизу возникало серебристое мерцание, хоть он и знал, что ничем, кроме стаи рыб, оно вызвано быть не может…
А пустыни! Никому на свете он не завидовал так, как Григорию и Майе, уехавшим в Саммили.
Зато теперь Серегин не завидовал никому. Это ему скоро будут завидовать все!
Разговор с главным редактором был очень коротким.
— Когда сдашь очерк о моряках-краболовах? — спросил редактор.
— Завтра! — с готовностью ответил Серегин.
— Хорошо. Значит, через три дня, когда сдашь очерк…
— Но я же, честное слово, сдам завтра! — снова воскликнул Леонид.
— Я и говорю, — невозмутимо продолжал редактор, — сдашь завтра, послезавтра получишь на переделку, а дня через три сдашь окончательно. Тогда и полетишь.
На третий день он сдал очерк «окончательно».
Редактор строго-настрого приказал не «партизанить». Сфотографировать с самолета, и крупным планом. Опросить стариков, краеведов, если они найдутся в посёлке. Узнать, бывал ли на этом месте кто-нибудь из учёных, чтобы потом связаться с ними. Больше ничего!
Сегодня в полночь он уже будет лететь над Уралом. Кроме него и главного редактора, о цели поездки не знает никто. Седых не в счёт. Он не принял всю эту историю всерьёз даже тогда, зимой, а теперь окончательно позабыл о ней. Серёгин с трудом растолковал ему, о чем идет речь…
Конечно, перед отъездом надо было посидеть в архиве — порыться в документах об этом крае. Но ноги сами привели его к Белову.
Чертовски трудно было удержаться от соблазна! Если бы не ехать на почтамт за посылкой, он мог бы проговориться…
По правде говоря, не очень-то ловко скрывать такую новость от самого Белова. Но ничего, семь дней подождёт. Что может случиться за семь дней? Ничего ровным счётом.
А через неделю он въедет к Матвею на белом коне! Интересно, что скажет тогда Кремнева про верхоглядов журналистов?
Часы показывали три минуты двенадцатого. Шум моторов перёшел в плотный, почти осязаемый рев. Спинка кресла прижалась к плечам Серёгина, и красные огни взлетной полосы понеслись мимо, сливаясь в сплошную черту.
Глава четвертая
ПО ОДНОМУ ПРОЕКТУ
Костёр бросал колеблющиеся оранжевые блики на острую грань пирамиды, уходящую в черноту неба.
— На белом коне я уже никуда не въеду, — прошептал Серегин, наклоняясь к Тарасюку. — Но войди в мое репортерское положение — хоть командировочные-то я должен отработать? Мне же завтра вылетать!
— Должен, должен! — рассмеялся Григорий. — Слушай и наматывай на ус…
Серёгин рассеянно вслушивался в то, что говорил Белов, и перелистывал в свой корреспондентский блокнот.
…Шел седьмой вечер — седьмой с того самого дня, когда Серёгин впервые вступил на берег Перламутрового озера и увидел таинственную гранитную пирамиду, у подножия которой мирно спал… Тарасюк. Вскоре сюда прилетели Матвей Белов и Майя.
Каждый день прошедшей недели был наполнен радостями открытий и горестями разочарований.
О первом открытии Серёгин узнал спустя десять минут после того, как вылез из вертолёта. Григорий притащил его и пилота к пирамиде, ткнул в неё ногой и гордо сообщил:
— Сторона основания равна двадцати пяти метрам.
— Как в Хирбете? — воскликнул Серёгин.
— Так точно! Строили по одному проекту! — Тарасюк щелкнул каблуками. — Но, чтобы доказать это окончательно, нужно ещё измерить ребро… С вашей помощью, товарищ пилот!
Через полчаса Григорий спустился по верёвочной лестнице с вертолёта, повисшего над пирамидой, прямо на её вершину. Закрепил на ней конец тонкого телефонного кабеля, а весь моток бросил вниз — Серёгину.
— Натягивай! — крикнул он. — Ещё сильней! Так, хорошо… Теперь завяжи узел!… Готово?
— Готово!
Тарасюк смотал кабель и обеими руками ухватился за верёвочную лестницу.
Огромная зелёная стрекоза тронулась с места, повисла прямо над головой Леонида и начала медленно опускаться. Чуть не задев приятеля каблуком, Григорий спрыгнул на землю и приветственно замахал рукой. Стрекоза взмыла вверх.
— А ну-ка держи! — сказал Тарасюк, протягивая Леониду конец кабеля с узлом.