Мушкетеры
Шрифт:
Теперь же он был в ответе за всё. В том числе и за эту дурацкую гипотезу.
С той самой минуты, как самолет с Тарасюком и Кремневой оторвался от бетонной дорожки Шереметьевского аэропорта, Дудникова не покидало какое-то крайне неприятное чувство кривизны. Как будто кто-то постоянно тянул его в сторону с твёрдого и ясного пути и он, того и гляди, должен был попасть в яму.
Особенно усилилось это ощущение после того, как склонный к авантюрам Тарасюк прислал сообщение о так называемом портрете так называемого космонавта…
И предчувствие не обмануло
Шестого июня, едва он вошел в институт, к нему подбежала взволнованная старушка библиотекарь.
— Вольдемар Семенович! Вы велели докладывать об иностранных откликах… Мне только что позвонили из центральной библиотеки. Просят вас приехать туда…
— Зачем?… Насколько мне помнится, все заказы я делаю через вас…
— Не знаю, Вольдемар Семенович, право, не знаю, в чём дело! Мне только сказали, что большая неприятность… И чтобы я сразу, как только увижу вас…
— Пустяки! — небрежно произнес Дудников. — Наверное, опять какой-нибудь пасквиль на Белова. А нам-то с вами что? Ведь он даже не сотрудник нашего института!
— Нет, не на Белова, — тихо промолвила библиотекарша. — Я спросила…
Дудников пожелтел, вся кровь схлынула с его румяных щек.
— Не на меня же? — пытаясь улыбнуться, выдавил он наконец.
— Не знаю, право же, не знаю, — повторила старушка.
Дудников машинально, неизвестно зачем, расстегнул портфель, потом снова застегнул его и, не говоря больше ни слова, устремился к выходу.
Через полчаса молодой сотрудник иностранного отдела библиотеки, сохраняя на своём лице бесстрастное выражение, протянул ему журнал в лакированной обложке:
— С утренней почтой из Рима.
Дудников взял журнал, водрузил на аккуратные уши прозрачные оглобли очков — и обмер.
Прямо на него с яркой обложки журнала глядели улыбающиеся глаза… Кремневой!
Поперек плеча девушки красивым крупным шрифтом была набрана какая-то надпись. А над ее золотистыми волосами виднелось уже знакомое Дудникову чудище в скафандре.
— Переведите, пожалуйста, — попросил Дудников.
— Извольте!… «Юная русская художница рисует портрет космического пришельца на диких скалах Саммили. Читайте репортаж нашего корреспондента на третьей странице».
А третья страница сообщала:
«В интервью, данном нашему нью-йоркскому корреспонденту молодым ученым-археологом мистером Уильямом Смитом, исследователь, несколько дней назад покинувший Аравию по семейным обстоятельствам, сообщил, что вблизи оазиса Саммили экспедиция, с которой мистер Смит имел честь сотрудничать, обнаружила весьма интересные наскальные изображения людей и животных.
Эти изображения сделаны обитателями пустыни в древнейшие времена.
Мистер Смит сожалеет, что не может познакомить наших читателей с этими находками без разрешения профессора Фернана Гизе, оставшегося для завершения исследований в Саммили.
Чтобы окончательно не разочаровывать нас, мистер Смит любезно согласился передать редакции фотографию «Гостя из космоса» — картины, нарисованной на стене пещеры участницей экспедиции мисс Майей Кремневой из Москвы».
Дудников внимательно выслушал перевод и, вопреки ожиданию молодого сотрудника иностранного отдела, не упал в
— Этого следовало ожидать, — важно проговорил он. — Наука не терпит легкомыслия, потому что легкомыслие не удовлетворяется наукой.
Толстый палец Дудникова постучал по изображённому на обложке журнала скафандру:
— Вот на что идут народные денежки. Да ещё в иностранной валюте! Между прочим, я был единственным человеком, который возражал против поездки Кремневой в Саммили. Меня не послушали — и вот результат. На-ли-цо!
— Что же теперь будет? — сокрушённо спросил молодой сотрудник.
— Теперь будет всё, чему положено быть в подобных случаях, — ответил Дудников.
Через неделю в Саммили ушла телеграмма на имя начальника экспедиции Тарасюка:
ПРОДОЛЖЕНИЕ РАБОТ НЕЦЕЛЕСООБРАЗНО ТЧК НЕМЕДЛЕННО ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ ТЧК ЗА ДИРЕКТОРА ДУДНИКОВ
Глава вторая
БЕЛОВ ВЫПИСЫВАЕТ МЕТРИКУ
— У меня нет никаких оснований не верить вам, дорогая Майя Степановна. Институт восточных языков аттестовал вас самым превосходным образом. И Григорий Петрович, — академик положил руку на плечо зло уставившегося в пол Тарасюка, — и Матвей Михайлович… И вообще я предпочитаю верить людям… Более того, прямо должен сказать, что если бы я не находился в это время на конференции в Варшаве, я бы воспротивился прекращению работы в Саммили. Но теперь дело сделано. Интервью Смита бросило тень на вашу находку, Майя Степановна. Сразу можно было дать опровержение, теперь — поздно. Отзыв экспедиции из Саммили трудно не воспринять как подтверждение версии Смита.
Чтобы опровергнуть эту клевету и возвратить вам доброе имя, теперь недостаточно нашего доверия к вам. Как это ни печально — недостаточно. Теперь нужны доказательства!
Академик обвёл взглядом собравшихся. Дудников отвёл глаза и недоумевающе пожал плечами. Тарасюк нахмурился ещё больше. Белов, закусив губу, продолжал набрасывать на листке бумаги какие-то формулы.
— Не понимаю, — тихо сказала Майя, — какие нужны ещё доказательства? Ведь я нашла его. Он — есть. Каждый может увидеть его и убедиться. Он запечатлён на скале тем же суриком, что и быки Саммили… А если кто-нибудь объявит, что меня не существует, я тоже должна буду доказывать обратное?…
— Сочувствую вам, но вынужден повторить — нужны доказательства!
— Есть только один путь, — сказал Тарасюк.
— Я бы не отважился на такое категорическое утверждение, — заметил академик. — Почему только один?
— Второго не вижу… Нужно найти новые изображения космонавтов! Невозможно предположить, что изображение, найденное в ущелье Джаббар, одиноко. Скорее всего, в других пещерах есть немало подобных портретов. И прежде всего надо искать их в том же Джаббаре!
— Если так, то нужно только вооружиться некоторым терпением и ждать известий от профессора Гизе, — заглядывая в глаза директору, быстро сказал Дудников. — Да и лучше, если новые изображения будут найдены исследователями, не принадлежащими к нашему сектору. Верно?