Мусорщик
Шрифт:
Но автомат есть, и никуда от этого не денешься.
— Все? — спросил боец, когда Андрей перекинул последнюю пачку.
— Я их не считал, — ответил Андрей с вызовом.
— Ну и правильно, — неожиданно миролюбиво согласился боец и поднял автомат. Ствол смотрел Обнорскому в грудь. Грохнул выстрел. Боец сделал шаг в сторону Обнорского и рухнул.
Из кустов с «береттой» в руке вышел Виктор Рябов.
Первым из заинтересованных лиц о нападении на конвой узнал Семенов. Он выслушал доклад Рябова
Рябов чувствовал себя виноватым, хотя вины на самом-то деле не было. Рябов сделал все что мог. Но — погибли люди, и он чувствовал какую-то свою вину… Да еще и автобус с грузом исчез. Как только Виктор немного пришел в себя, он немедленно связался с шефом и доложил.
— Ладно, Виктор, — сказал Семенов. — Ты давай-ка выбирайся оттуда, ствол выброси, к черту. Я выезжаю навстречу, буду тебя ждать в Зеленогорске у вокзала. Как сам-то?
— Нормально, — сказал Рябов неправду.
На самом деле он ощущал себя отвратительно. «Беретту» он не выбросил, и, когда спустя десять минут наткнулся в лесу на «фольксваген», пистолет пригодился.
— Машина на ходу? — спросил Рябов у Обнорского, кивая на «ниву».
— Да, — ответил Обнорский.
— Что с Валентином? — спросил Рябов.
— Убили Валентина.
— Этот? — Рябов показал стволом на труп бойца.
— Нет, еще на трассе… видимо, снайпер… прямо в голову.
— Сволочи! — коротко бросил Виктор, подошел к «фольксвагену» и заглянул внутрь. Несколько секунд он молча смотрел на труп, потом покачал головой, залез внутрь и извлек из кармана мертвеца документы. — Эх, Валя, — сказал он покойнику. — Что же ты не уберегся? Что же ты оплошал так, Сергеич? Что же делать-то теперь?
Потом Рябов снова связался с Семеновым и доложил, что автобус обнаружен, груз цел, но Валентин Кравцов убит. И снова выругался полковник Семенов. С Валентином их связывали давние товарищеские отношения. И вот — Валентин убит. Фактически на смерть его послал Семенов. Не ради идеи, не ради Отечества или спасения чьей-то жизни, — ради денег! Всего лишь ради денег. Зеленых бумажек с портретом Франклина, будь они прокляты.
Семенов грохнул по рулевому колесу своей «восьмерки» и едва не заскрипел зубами.
— Какие будут решения? — спросил Рябов.
— Какие, к черту, решения? Жду вас в Зеленогорске. По трассе не болтайтесь… напоретесь на милицию. Выберите маршрут по грунтовкам, «нива» пройдет. Автобус и… (полковник на несколько секунд замолчал)… и тело Валентина — сжечь.
Последнюю фразу он произнес твердо, но на глазах Романа Константиновича выступили слезы. Не так-то легко было ему отдать такую команду.
— Понял, — просто ответил Рябов.
— Да, Витя, вот еще что. Если вдруг возникнут осложнения, бросайте все, к чертовой матери: и машину, и деньги, уходите. Ты меня понял?
— Да.
Спустя еще несколько минут «нива», груженная деньгами, с тремя пассажирами выехала из леса, а над деревьями поднялся столб черного дыма. «Фольксваген» стал погребальным костром для бывшего чиновника ЦК КПСС Валентина Сергеевича Кравцова. Его тело так никогда и не будет опознано.
«Нива» свернула на ближайшую грунтовку. За рулем сидел Обнорский, Рябов с «береттой» в руке — рядом. А сзади устроилась Лена. Ноги ей сунуть было некуда — все пространство перед задним сиденьем заполняли пачки долларов, едва прикрытые куском брезента. В машине молчали.
Углубившись в лес на несколько километров, остановились и привели себя в порядок. Андрей умыл лицо и кое-как застирал кровь Валентина на рубашке и пиджаке. Рябов надел двухстороннюю куртку наизнанку — так, чтобы не было видно подпалин на ткани.
Снаружи они несколько «причесались», но внутреннее состояние было тягостным. Слишком много крови, слишком много смерти. Карты в чужой «Ниве» не было, они долго плутали и к Зеленогорску выехали спустя только три часа с почти пустым баком.
Здесь Андрей и расстался со всей «компанией».
— Пошли вы все в жопу, — сказал он. И ушел. Удерживать его не стали.
Семенов только сказал напоследок:
— Ну, Андрей, ты, наверное, понимаешь, что хранить молчание в твоих же интересах.
Обнорский сплюнул ему под ноги, повернулся и ушел. Лена долго смотрела ему вслед, но он не обернулся.
В Питер он добрался на попутке.
Николай Иванович Наумов был вне себя. Дерзкий, в стиле кинобоевика, налет на конвой стал для него полной неожиданностью. В отличие от Семенова, он не скорбел о погибших. Люди для Наумова всегда были лишь инструментом. Причем ненадежным и несовершенным инструментом… Последний случай еще раз это подтвердил.
Его не сильно удивило «предательство» Кати. Хотя, по всем его прикидкам, не должна она была так поступить! Но все же поступила… Бог с ней! Все равно найдем и отберем все. Теперь уже все: и деньги, и дома. А саму сучку запихнем в азиатский бордель.
Но — Антибиотик! То, что старый уголовник замахнулся на деньги Наумова… нет, ни в какие рамки не лезет!
Вечером Николай Иваныч и Семенов обсуждали сложившуюся ситуацию.
— Ну, что будем делать, Роман Константиныч? — спросил Наумов.
— Ничего, Николай Иваныч. Ни-че-го.
— Не понял.
— Я из игры выхожу. Слишком велики потери.
— Вы уверены, что приняли правильное решение?
— Да, я уверен.
— Ну, неволить вас не буду… Хотя, признаться, не ожидал. Слишком много сил и времени вложено в эту операцию, чтобы похерить дело.
— Проклятие какое-то на этих деньгах, что ли? — выговорил Семенов задумчиво.
— Ну, это вы под действием эмоций… Проклятие — это уже из разряда мистики и чертовщины. А деньги — категория совершенно конкретная, материальная. Мы же с вами материалисты.