Муссон
Шрифт:
И едва он это сказал, случилось чудо. Перед ним явился Бог. Высокий, в ослепительно белом одеянии, лучи солнца за его головой образовывали золотой нимб. Лицо у Бога прекрасное, благородное и полное глубокого сочувствия. Бог поднял правую руку, благословляя, и когда он посмотрел на Дориана, глаза его были полны любовью. Дориан почувствовал, как сила Бога вливается в его тело, наделяет его душу бесконечной святостью и почитанием. Он упал на колени и собрался с этими новыми силами, чтобы крикнуть:
— Свидетельствую, что нет Господа кроме
Прекрасное лицо Бога излучало благожелательность. Он прошел вперед, поднял Дориана на ноги, обнял и поцеловал в почерневшие, окровавленные губы.
— Сын мой! — сказал Бог, и говорил он голосом принца Абд Мухаммада аль-Малика. — Ты принял истинную веру, и это наполняет мое сердце радостью. Пророчество свершилось, и я благодарю Бога за то, что мы нашли тебя вовремя.
Дориан обвис на руках принца, и аль-Малик крикнул идущим за ним людям:
— Воды! Батула, принеси воды!
Батула выжал из губки в рот Дориану холодную сладкую воду и уложил его на носилки, припасенные на такой случай. Десяток воинов-авамиров подняли носилки на спину вьючного верблюда.
Лежа высоко на раскачивающихся носилках, Дориан повернул голову и налитыми кровью глазами из-под распухших век увидел на равнине множество воинов племени авамир.
На фоне неба показался турецкий патруль. В облаке пыли турки остановили своих верблюдов.
Они с удивлением и ужасом смотрели на армию авамиров.
— Аллах акбар! — прокатилось по рядам воинов пустыни, и, наклонив длинные копья, всадники устремились вперед, в бой.
Турки бежали перед ними.
Дориан осел в носилках, закрыл глаза и позволил тьме поглотить его.
В колонне племени авамир, идущей по проходу Пестрой Газели, было почти шесть тысяч бойцов. На соляных равнинах за проходом врага не оказалось. Разведчики доложили, что с приближением армии принца турки бежали на север, к Маскату.
Принц аль-Малик задержался в проходе, чтобы достойно похоронить погибших здесь воинов племени соар. Дориан был слишком слаб и болен, чтобы вставать с носилок, но Батула и четверо других воинов отнесли его к могиле, и он впервые молился как мусульманин в обществе других верующих, когда они читали молитвы для мертвых.
Затем армия прошла по соляным равнинам к горьким источникам Гхайл-я-Ямин, где уже собрались воины племени соар, добавившие к войску принца три тысячи копий.
Вечером в палатку, где лежал Дориан, пришли шейхи соаров, обступили носилки и потребовали подробного рассказа о битве в проходе Пестрой Газели. Его повествование прерывали возгласы удивления, когда он описывал смерть каждого воина; лица отцов и братьев павших светились гордостью.
— Клянусь Аллахом, Хасан был счастлив погибнуть в такой битве!
— Именем Господа, Салим был настоящий мужчина.
— Аллах приготовил моему сыну Мустафе место в раю.
Все они рвались в бой отомстить, ибо кровную вражду можно прекратить только
Потом каждый полдень и каждый вечер, пока армия стояла у источников Гхайл-я-Ямин, они снова приходили в палатку Дориана и просили повторить рассказ; и если Дориан пропускал хоть малейшую подробность, они поправляли его, просили вспомнить каждый удар и каждый выстрел, напомнить, что именно делал каждый воин-соар перед смертью.
От источников Гхайл-я-Ямин армия начала следующий отрезок своего долгого пути на север, к Маскату. У каждого источника и прохода в горах к ней присоединялись воины других племен: балхаф и афар, бейткатир и харасис, так что, когда подошли к Мукайбару, набралось уже пятнадцать тысяч копий. Могучая армия растянулась по пустыне на десять миль.
Батула поведал одному из своих товарищей историю обращения Дориана. Ни один араб не в состоянии хранить тайну, особенно такую, и рассказ разошелся по всему лагерю, его повторяли по вечерам у каждого костра, и воины вспоминали пророчество древнего святого Теймтейма, потому что многие читали слова пророчества на стенах мавзолея святого. Они бесконечно спорили и клялись именем Бога, что аль-Салил несомненно сирота из пророчества и что с ним их победа предрешена.
Еще до начала Рамадана принц Абд Мухаммад аль-Малик воссядет на Слоновом троне в залах Маската.
За недели продвижения армии от Гхайл-я-Ямина к Мукайбару раны Дориана зажили: в воздухе пустыни нет вредных испарений, от которых раны воспаляются и загнивают. Когда он был готов занять место в рядах воинов, принц послал за ним. И когда Дориан шел по лагерю к шатру принца, все племена приветствовали его и сопровождали до самого шатра.
Воины остались у открытого шатра, а Дориан склонился перед принцем и попросил:
— Благослови, отец.
— Ты получишь мое благословение и мою благодарность, и многое сверх того.
Он хлопнул в ладоши, и Батула вывел вперед четверых великолепных беговых верблюдов. Каждый был накрыт роскошной попоной, на спине у каждого висели в чехлах копье, сабля и джезейл.
— Это мой дар тебе — небольшая плата за то, чего ты лишился в проходе Пестрой Газели.
— Благодарю за щедрость, отец, но я не жду награды за то, что выполнил свой долг.
Аль-Малик снова хлопнул в ладоши, и две пожилые женщины из племени соар, с плотно закрытыми лицами, подошли к Дориану и положили к его ногам груду шелков.
— Это матери Хасана и Салима, погибших в проходе, — объяснил аль-Малик. — Они просили меня даровать им честь вышить и украсить твое боевое знамя.
Женщины разложили знамя на полу шатра.
Длиной шесть футов, из голубого шелка, а на нем серебряными нитями вышито пророчество святого Теймтейма. Изящная надпись плыла и развертывалась на шелковом фоне, как течения и водовороты на поверхности быстрой голубой реки.