Муссон

Смит Уилбур

— Берегись, аль-Салил! — крикнул один из наблюдателей. — Они идут!

— Сколько их? — крикнул Дориан и присел за камнем рядом с Ахмедом.

— Много! — послышалось в ответ. — Слишком много.

С этой стороны утесы образовали равный контрфорс, который поворачивал вокруг самого себя и не давал разглядеть карниз больше чем на двадцать шагов. Но из-за этого поворота с карниза доносились голоса и шаги, когда турки двигались вперед; звякали о камень бронзовые щиты, скрипела кожа доспехов и ножен.

—

Готовьтесь, — негромко сказал своим людям Дориан. — Подождите. Пусть подойдут ближе.

Неожиданно из-за поворота карниза показались турки и бросились прямо на них. Карниз позволял встать в ряд только троим, но остальные шли за ними, наступая им на пятки.

— Аллах акбар! — вопили турки. — Бог велик!

Впереди двигался высокий рябой человек в стальном сарацинском шлеме, в кольчуге, с топором в руках. Он опередил товарищей и выбрал Дориана. Глядя ему в глаза, он шел прямо на него, обеими руками держа топор над головой.

Он был на расстоянии вытянутой руки. Ствол джезейла почти коснулся его лица и тогда Дориан выстрелил. Пуля попала турку в горло, он упал на колени, зажимая рану. Между его пальцами показалась густая вязкая кровь из перебитой артерии, и турок ткнулся лицом в землю.

Дориан отбросил разряженный мушкет, схватил лежавший рядом заряженный и взвел курок. Новый турок перескочил через умирающего, и Дориан выстрелил ему в грудь. Тот упал на каменный карниз, дергаясь и корчась.

Враги появлялись по трое, но сразу за ними шли другие и спешили занять место павшего.

Дориану нравилось ощущение хорошего оружия в руках. Клинок, который он сейчас держал в руках, ему подарил принц на прощание, когда Дориан отплывал из Ламу. Это была дамасская сабля, гибкая, как ивовая ветвь, и острая, как зубы змеи.

Первого напавшего Дориан сразил наповал, уколом в темный глаз под нависающим шлемом; он разрезал глазное яблоко, как овечью почку в кебабе, и пробил острием мозг.

Быстро отступив, Дориан выдернул клинок и дал противнику возможность упасть.

Плечом к плечу, в толчее, они рубили, резали и кричали, отступая и наступая, и у них не было ни места, ни времени для искусного фехтования.

Предупреждающий окрик наблюдателей сверху почти потонул в общем шуме, звоне стали о сталь, топоте и толчках.

— Слева и спереди!

Дориан услышал, срубил противника и отступил, давая Мустафе возможность занять его место.

Осмотревшись, он увидел, что, пока он отбивал нападение справа, турки предприняли вылазки со всех сторон. Пятеро его людей отчаянно сражались, чтобы удержать дальнюю сторону входа, а враги напирали по всему карнизу.

В то же самое время около двухсот турок поднимались по бархану прямо перед входом. За несколько мгновений, которые потребовались Дориану для оценки положения, были убиты двое его людей. Салиму

срубили топором полголовы, а Мустафа получил удар мечом в грудь и упал на колени, из его рта потоком лилась кровь.

Дориан знал, что не может позволить себе такие потери и что турки, поднимающиеся по склону, почти добрались до карниза.

Те, кого он разместил вверху на скалах, не стали ждать приказа, но быстро спускались, чтобы присоединиться к сражающимся. И он был благодарен, что последние десять футов до карниза они преодолевали прыжком. Оба его фланга прогибались под натиском врага, и в любой миг толпа неприятелей могла подняться на карниз.

— Спина к спине! — закричал Дориан. — Прикрывайте друг друга. Назад в проход.

Они образовали прочное оборонительное кольцо. Турки набрасывались на это кольцо со всех сторон, а защитники прохода быстро отступали в него. Но, сражаясь в такой близи от сабельных ударов и пуль, они потеряли много людей.

— Пора! — отдал приказ Дориан. — Бегите!

Они повернулись и побежали в проход, унося с собой раненых, а враги сгрудились во входе; собственная численность мешала туркам начать преследование.

Дориан первым добежал до поворота ущелья и крикнул шестерым за бруствером:

— Не стреляйте! Это мы!

Пришлось перебираться через каменный бруствер высотой по грудь. Те, что ждали на другой стороне, помогали перетаскивать раненых.

Не успели все воины-соары перебраться через бруствер, как в проходе сразу за ними показались ревущие турки. Шесть человек, до сих пор не принимавшие участия в сражении, отчаянно рвались в бой: они зарядили все оставшиеся мушкеты и расставили их вдоль утеса; когда турки приблизились к брустверу, защитники уперли в землю длинные копья.

Первым залпом весь передний ряд нападавших турок был убит, началось смятение: передние пытались отступить, задние толкали их вперед.

Второй залп в упор из заранее подготовленных мушкетов нарушил равновесие, и оставшиеся турки побежали назад по проходу и скрылись за поворотом.

Хотя стена утеса скрыла их, узкое ущелье усиливало голоса, и Дориан слышал каждое слово: турки проклинали соаров и призывали друг друга к новому нападению. Дориан знал, что передышка перед новой атакой будет краткой.

— Воды! — приказал он. — Принесите мехи с водой.

В ущелье было жарко, как в печи, а борьба была тяжелой и яростной. Воины глотали горькую солоноватую воду источников Гхайл-я-Ямин так, словно это сладкий шербет.

— Где Хасан? — спросил Дориан, пересчитав защитников.

— Я видел, как он упал, — ответил один из воинов, — но я тащил Заида и не мог вернуться за ним.

Дориан опечалился: Хасан был одним из его любимцев. Теперь осталось только двадцать человек, способных сражаться.