Мусульманская Русь
Шрифт:
Чего-то она недоговаривает, но устраивать допросы совершенно не ко времени. Мне еще надо мчаться на наш корпункт, строчить две статьи: в «Красную звезду» и для американцев, — и желательно дословно не повторяться. А сказать мне есть что, со злорадством прикинул, теперь уж выскажусь без оглядки на цензуру и австрийские власти. Выслали? Обидели меня? Я вам обязательно устрою!
— Давай так, — сказал вслух. — Сейчас у нас нет возможности все подробно обсудить. Мне надо бежать прямыми обязанностями заниматься. Расследования мне никто не поручал, и деньги не за это приходят. Тебе не мешает переодеться и пойти в свой Берлинский университет. Вечером, ладно? Я тебя очень прошу: прежде чем что-то сделать, вечером встретимся и нормально поговорим.
— Но не здесь? — подмигивая, спросила
— Я запомнил.
И что от тебя не отвяжешься, подумал, тоже.
— Браво, браво, — приветствовали меня бурными аплодисментами. Все уже сидели на работе в полном составе. Машинистка Мария, из русских немцев, совмещающая заодно обязанности секретарши, телефонистки и уборщицы. Зарплату, впрочем, получала не за четыре должности, а гораздо меньше. У нас штатное расписание, утвержденное аж в столице Руси, и совместительство не приветствуется. Поэтому здешний начальник, прекрасно зная невозможность найти на ее место работницу за эти деньги, всячески старался облегчить жизнь. Премии, подарки, физическая помощь и регулярное проведение оздоровительных сексуальных процедур. Несложно было догадаться по поведению. Да я и не осуждаю. Видел я ее мужа. Худая и противная глиста, не способная сказать двух слов без бумажки. Очень ценный работник в посольстве. Там такие крайне востребованы, без собственного мнения.
Работа — для посольских страшная проблема. В местные фирмы устраиваться на работу не одобряется во избежание неизвестно чего. Не приходилось слышать про желающих получить политическое убежище в Германии. Здесь так паршиво, что дураков нема. А прожить рядовым сотрудникам на жалованье достаточно сложно. А тут еще и валюты хочется подкопить к возвращению. Вот и держатся за место: не так много возможностей деньги зарабатывать. На все, даже самые маленькие, денежные должности вроде продавщицы в буфете или учительницы при посольской школе давно очередь имеется. Остается сплетничать и пить. Что и происходит с большим размахом. Главное, не в Берлине, а внутри. За забором.
Еще имелся хозяин здешнего бардака под названием корпункт. Вечно выпивший, но никогда не пьяный Руслан Зайцев. Очень жирный, но страшно трудолюбивый. Умудрившийся продержаться в Германии двенадцать лет и совсем не собирающийся возвращаться домой. Ему и тут было неплохо. Вечно куда-то бегает, что-то выстукивает на машинке и куда-то телефонирует, договариваясь о встречах или уточняя подробности.
Есть у меня подозрение, что он еще регулярно строчит не только в газеты заметки, но еще и в большое здание во Владимире, где следят за политической бдительностью. То есть, положа руку на сердце, когда тебя просят написать на конкретную тему, нема гордых отказываться. За границей больше не побываешь. Но одно дело, когда вежливо спрашивают о подробностях жизни в той стране, и совсем по-другому смотрится — когда на соседа и добровольно.
Третий в этой развеселой компании я. До поры до времени имеющий разрешение не отчитываться ни перед посольством, ни перед Зайцем. Моя деньга идет от «Красной звезды», а не из посольства, и мне живется замечательно. Сам себе начальник. В известности есть определенные преимущества. Единственное, что корреспонденцию отправлять отсюда удобнее, чем по почте. И звонить можно домой, на Русь, не из своего кармана.
— Вы это о чем? — настораживаюсь, прикидывая, откуда наша братия про Любку успела узнать. Моментально пойдут звонить по всей русской колонии, и мне потом долго оправдываться.
— Ты ж у нас свидетель, — пояснила Мария. — Я всерьез завидую. Ничего делать не надо, туда пошел — война началась. Сюда пришел — труп на дороге валяется. Не жизнь, а малина. Стучи себе по клавишам, рассказывая о впечатлениях.
— Встречать надо возвращающихся из командировки великих журналистов, — мысленно облегченно вздохнув, возражаю. — На меня покойники так и кидаются из кустов. Потом до вечера допросы, интересные мужчины в полицейской форме. Давно так весело не проводил время. А это тебе, — вручая ей опус, обрадовал. — Требуется обрадовать редактора многозначительными текстами. Начинай трудиться. Телетайп еще не загнулся?
— Это все?
— Ага.
Говорить про американцев я здесь не собираюсь. Белов знает и одобряет, а остальных это не касается.
— Да! Откуда известно, что без меня не обошлось? В вечерней газете не было!
— А в утренней есть! — кидая в меня сразу двумя, сообщил Зайцев. — Инкогнито сохранить не удалось. Полиция течет, как наш водопровод. Кстати, а кто была сопровождающая тебя девица? Раньше рядом никого не наблюдалось.
И что у нас тут? — игнорируя вопрос, начал изучать конкурентное печатное слово. Известный русский журналист Т. выслан из Австрии за острые заметки о происходящем в Империи… Несложно было дотумкать. А вот девушка именуется… Никак не именуется. Просто девушка. Уже хорошо, но никакой гарантии. Ой, пойдет скоро сплетня гулять. Надо Араму протелефонировать, пока он чего не подумал.
Чем дальше я читал, тем меньше мне все это нравилось. Вчера, собственно, ничего конкретного не было. Нашли труп. Страшно подозрительно, что русский мимо проезжал.
У них манера такая — чуть что, бюргеров резать, это все знают еще с войны. Никто не видел, но двоюродный брат лично знал человека, которому рассказывал свидетель. Что в Германии наши части не стояли ни во время, ни после Австрийской — никого не вразумляет. В Венгрии были? А там такой страх и ужас творился! В газетах писали про злобных мусульман, сжигающих костелы и массово отлавливающих невинных девиц в похотливых целях. Честно сказать, последнее не совсем вранье, было такое, хотя и не в огромных количествах. Ничего удивительного. В многомиллионной армии всякие экземпляры попадаются. Но как парочку особо не умеющих себя вести показательно повесили — никаких эксцессов. Тишь и благодать.
Сегодня и газета народников, с огромным возмущением, и газета социалистов, с неменьшей радостью, излагали подробности происшествия.
Социалисты подробно разоблачали тайные контакты Грехова с олигархами, не приводя ни одного доказательства, и ясно намекали, что перед выборами он стал лишним свидетелем. Бред. Есть способы устранения гораздо лучше, и я готов поспорить, что проделано все было в сильной спешке. Способ, место и даже фотопленки, которые мы обнаружили.
Народники были еще более занимательны. Машина некоего господина X был замечена у дома, где проживал замечательный во всех отношениях господин Грехов. Вообще-то таинственный X была в ресторане, но вполне мог бы успеть приехать оттуда вовремя, чтобы подстеречь возле входа невинную жертву. Его ухода с вечеринки никто не видел. Поиски этого самого X успеха не дали. Он прячется, а значит, вина доказана. Все это ужасно воняло. Откуда время убийства, если даже предположительно — час туда, час сюда? Очень смахивает, что обвинение уже вынесено заочно и в доказательствах совершенно не нуждается. Намеки были настолько толстые, что никаких сомнений: имя и портрет злоумышленника появятся в вечернем экстренном выпуске. Было в этом что-то странное. Не показался мне Груббер таким простым и моментально бегущим к газетчикам. Меня предупредил о молчании в интересах следствия, а тут такой откровенный слив в прессу, да еще и очень странный. Я и то увидел, что если не убийц, то тащивших тело не меньше трех должно быть.
— Ну как? — спросил Руслан.
— Чушь. И мне не нравится слишком большая информированность народников. Они пока еще указаний полиции не отдают и отчетов оттуда не получают. Я здесь очень мало, но такое бывает?
— Только если уже задержали, — помотал он отрицательно головой. — Но тогда было бы имя. А… — Он хотел сплюнуть, но оглянулся на Марию, со страшной скоростью барабанящую по клавишам, и не посмел. Она не постесняется и веником за гнусное поругание недавно наведенной чистоты. — Здесь вообще политика. Кому интересен виновник? Ищут крайнего и удобного для определенных обвинений. Все это сверху идет, и перед выборами полиция тоже не горит желанием ссориться с народниками. Я бы на твоем месте сбегал побеседовать с высокопоставленными людьми.