Мутабор
Шрифт:
– Пусть животные. Но ты хуже животных, ты бездушная тварь! Безделушка, бля!
Моему разочарованию не было предела. И чем больше я думал, тем больше ужасался, пока, в конце концов, не почувствовал полное равнодушие. Словно кто-то отрезал от меня кусок души, и я, как таракан, оказался без нервных окончаний. Может, это была реакция на чрезмерную душевную боль, но я превратился в самый твердый камень – в алмаз, к которому так стремилась Кэт. Когда алмаз пытаешься задеть и поцарапать, он сам царапает другие камни.
2
Муха сел за руль. А мы с Кэт расположились на заднем
Чтобы не лицезреть противного лица Кэт, через пару суток мы решили спрятать эту суку в багажник. Связали ей руки и ноги скотчем. Заклеили рот пластырем. На голову надели пакет «Cats».
Получилась матрешка из кошек. Первая стальная, затем целлофановая, затем раскосое лицо Кэт, а под ним ее пластмассовая душа.
– Вот так, – сказал Муха, захлопывая крышку багажника, – я видел в общаге, когда хотели убить кошку, ее, прежде чем скинуть с крыши, помещали в пакет. Так она теряет ориентацию, не может извернуться и встать на мягкие подушечки.
Дальше мчались по трассе с ускорением, равным ускорению кошки, падающей с крыши девятиэтажного дома.
Только однажды на какой-то серебристой извивающейся реке мы остановились. Ополоснуть лица, вылить на головы холодной воды, вдохнуть прозрачного утреннего воздуха, – словно река была тем Рубиконом, через который надо перейти. И еще несколько раз на заправках, где мы нюхали сизые испарения бензина, покупали несвежие чебуреки, должно быть, из кошатины и ядреную бензиновую кока-колу.
К концу третьего дня мы достигли границы Кашевара. Чинчигарские горы, разрезанные морщинами ущельев и венами ручьев, с изредка встречающимися зелеными реликтовыми рощами, выглядели по-отцовски величественно. Горная речушка, брызжа слюной, облизывала отвесные, обглоданные временем, склоны. Над извивающейся серпантином дорогой возвышались красноглиняные безлесо-беззубые, словно десны, гряды отрогов. Чернотой раскрытого рта зияла пропасть.
На мосту, отделяющем Кашевар от прочего мира, мы застряли надолго. Грузовые фуры выстроились в длинную очередь к таможенному терминалу.
– За что мне эта красота? – воспользовавшись возникшей паузой, я уселся над обрывом горной речки, любуясь лысым известняковым плато и зелеными альпийскими лугами, снежными долинами и сверкающим в реликтовых рощах солнцем. Внизу, в бурлящем потоке, словно солнечные зайчики, мелькнули на лодках туристы в ярко-рыжих спасжилетах.
– Знаешь, – сказал я подсевшему Мухе, – когда я угодил в квартиру к Грегору Стюарту, у меня было такое чувство, будто Бог создал для меня новый мир. Потом, стоя перед зеркалом, я думал: вот Бог создал нового человека. Когда передо мной лежала чужая девушка, мне было так больно в груди, будто одно ребро у меня вырвали и из него слепили это чудо. А сейчас в багажнике лежит моя бывшая полуживая девушка, и мне абсолютно все равно. С самого начала меня не покидало чувство, что все это не мое, не мне принадлежит. Я много раз вспоминал старуху и боялся остаться, как она, у пустой коробки. А вот теперь я сам – у пустой коробки. И мне все равно. Единственное, что меня мучает, почему Бог меня так любит, что не убил сразу за все мои прегрешения?
– Все здесь как раз понятно! Видишь седовласые вершины?
– Постой, – догнал я направляющегося к машине приятеля, – значит, нам поскорее надо влиться в родовое ярмо, трудиться не покладая рук и помогать нашим предкам словами и делами вымаливать у Всевышнего прощение.
– А я о чем? – сел за руль Муха. – Нам надо поспешать! А то вернемся к шапочному разбору завалов.
3
Как только пересекли границу и поменяли симку на мобиле Мухетдина, на телефон пришло сразу несколько СМС. «Если ты настоящий кашеварец, то больше никогда не плати взяток и не унижайся перед чиновниками!» «Если ты сын революции, не доноси на своего соседа!» «Будь достойным кашеварцем – не загрязняй город, не плюй на улицах».
Началось! На таможне Кашевара мы планировали заплатить взятку и – вперед! – обойтись без досмотра. Но действовать по налаженной схеме не получилось – возникли неожиданные сложности. Разглядывая документы и читая в паспорте имя «Грегор Стюарт», таможенники как-то ошарашенно переглядывались.
Я делал вид, что плохо понимаю по-кашеварски, и Муха старался говорить сам.
Нет, с нами обращались вежливо, даже провели в ВИП-комнату и предложили, на европейский манер, жженый кофе. В кои-то веки чинуши так обходятся с простыми смертными? Неужели революция их так пробрала? Затянувшееся ожидание напрягало.
– Что-нибудь не так? – спросил Муха.
– Нет, все правильно, – отозвав его в сторону, извинялся таможенник, – просто в нашем скромном кишлаке нечасто таких больших гостей встречают. Можете вы уделить немного времени нашим аксакалам и отужинать с нами? Сейчас как раз стол накрывается. Сами понимаете: село у нас маленькое, пограничное. Уважьте стариков, не обидьте. А потом мы вас с эскортом проводим.
– Неужели на них так подействовал «Ягуар» и костюм? – шепнул мне Мухетдин, передав просьбу старшего по посту.
– Может, и правда поедим? – осторожно согласился я. – Уже несколько суток лагман не ели. И чаю с лимоном и урюком жуть как хочется.
– Я не против, – заметил Мухетдин, – но только недолго.
Обрадовавшись нашему согласию, таможенники тут же препроводили нас в самый большой дом кишлака, под навесом которого уже собрались старики.
Особняк, возвышающийся среди теснившихся друг к дружке глинобитных лачуг, принадлежал то ли местному начальнику таможенного поста, то ли капитану милиции.
4
Не успели мы уважительно поздороваться со старейшинами, как нас, проявив еще большее уважение и почет, попросили выбрать барашка для плова. На заднем дворе, где мне, как молодому члену семейства при сборе аксакалов и было самое место, я почувствовал себя уютнее. И как только выбранного Мухетдином барана потащили за рог и связали ему бечевками ноги, а овцы, сбившись в кучу, жалобно заблеяли «бе-да-бе-да-бе», я вновь почувствовал себя плохо. Я вспомнил, что сейчас вот так же, со связанными конечностями, лежит и Кэт. А если она умрет? А если сварится в стальной фольге багажника, если запечется на углях солнца?