Мутабор
Шрифт:
– Вместе туда студентами в поход ходили, если ты еще помнишь!
– Но постой, постой! Это что же получается? Чинчигарские горы появились после ухода оттуда моря примерно сто пятьдесят миллионов лет назад. А сосновый лес на побережье, считай, был и того ранее… хм, сейчас-сейчас, одну минуточку, – он взял с полки толстую бурую энциклопедию.
– Вот, – и профессор зачитал, – «Балтийский янтарь образовался примерно в середине палеогена, около пятидесяти – сорока пяти миллионов лет назад. Животный мир палеогена, в частности насекомые, мало отличается от современных форм. Поэтому был
Бабенко весь напрягся.
– А если этому янтарю около полуторасот миллионов лет, так это же целый переворот! – изумившись собственному открытию, захлопнул книгу профессор. – Дарвинисты считают, что насекомые раньше палеогена претерпевали значительные эволюционные изменения.
Федор Сергеевич сдвинул брови, а его друг-ученый провел по лбу тыльной стороной ладони, словно вытирая пот.
– Кстати, не желаешь чаю? – Николай Петрович сильно нервничал и для успокоения решил немного переключиться. – Моя жена сварила из малины вкуснейшее варенье, не уступающее по цвету бирмиту. Такие янтарные шмели на эту малинку слетались!
4
– Профессор, друг мой, ты не томи, – взмолился Бабенко, – ты правду скажи. Имеют ли эти камни для науки какую-нибудь ценность?
– Ты еще спрашиваешь! – возмутился профи. – Огромную ценность! Если то, что я предположил, окажется правдой и этим насекомым больше ста миллионов лет, то эти камешки, с заключенными в них насекомыми, ставят под сомнение всю дарвиновскую теорию.
Вместо чашек профессор опять взял книгу с полки. На этот раз в абрикосовой обложке.
– Вот послушай еще: «Уже не раз находки животных и растений в янтарях позволяли ученым уточнить, каким образом происходили изменения органического мира на протяжении последних геологических эпох. В отличие от балтийских, янтари мелового периода, начавшегося сто сорок пять миллионов лет назад, несут больше информации.
Известно, что, например, цикадки пережили произошедшие с мезозоя изменения среды и живут до сих пор в первозданном виде. Другие, такие как некоторые поденки, комарики и наездники, в конце мела полностью вымерли, уступив место своим выжившим родственникам-мутантам».
– Возьми, посмотри, – протянул Николай Петрович пешку. – Видишь, в твоем янтаре сидят как раз те самые наездники, про которых ученые говорят, что они вымерли в мелу, а также те, которые, по мнению этих же ученых, возникли позже в результате эволюции.
Бабенко взял приятный на ощупь камень и посмотрел на него через лупу. Теперь он увидел, как наездники двух видов сцепились друг с другом в смертельной схватке. Он знал, что самки этих стебельчатобрюхих откладывают яйца внутрь нового хозяина. Личинка живет, постепенно съедая своего кормильца. Перед окукливанием
Кругом оборотни. Паразитирующая на тружениках власть. Каждый норовит сесть на шею другого, нажиться за счет соседа и сожрать ближнего изнутри.
– На этот раз они боролись, чтобы прописать потомство внутри пешки, – словно догадавшись, о чем думает Бабенко, пошутил Петр Николаевич.
– Меня успокаивает, как я понял с твоих слов, что их создал Всевышний, а не эволюция, – уточнил Бабенко, – а значит, они зачем-то нужны!
– Ну, я про Бога не говорил! – возмутился Петр Николаевич, до мозга костей оставаясь ученым. И ни одна цикадка не могла прогрызть его черепушку и поселиться в этом научном мозгу.
– Зато я теперь в этом убежден! – сделав свое открытие, стал раздраженно сгребать со стола шахматы Бабенко.
– Постой, постой! – занервничал профессор. – Ты не можешь так просто уйти! Твоим шахматам цены нет! Я хочу предложить тебе должность в нашем институте. Мы могли бы провести исследование и написать совместную научную работу. С таким открытием можно и академиком стать!
– Для начала я должен доиграть партию-шестиходовку и вернуть шахматы! А потом уже можно и в академики…
Эпилог
Я меняюсь
1
Мы мчались, вдвоем на четырехстах лошадях, триста километров в час всю ночь. Спали и ели на ходу, по очереди сменяя друг друга. Сама дорога и бешеная скорость вызывали страх погони.
С каждым километром, который накручивал счетчик, фобии нарастали. Так кошка гоняется за своим хвостом, видя в том хитрого и опасного соперника. Пусть попробует догнать и схватить, если сможет!
На вокзал в Москву приехали засветло. Кэт, растрепанную, в расстроенных чувствах, перехватили у вестибюля Ленинградского вокзала.
– Зря стараетесь! Шахмат у меня все равно уже нет! – злорадствовала она, как только Муха приставил к ее подтянутому гибкому животику жало заточки.
– Так ты из-за шахмат все это затеяла? – спросил я, когда мы сели в машину. Во мне до последнего теплилась надежда, что мы расстались из-за моей лжи. Большинство отношений распадается из-за лжи, возникшей в самом начале. А позже не знаешь, как с ней справиться. Сначала пускается пыль в глаза, преувеличивается собственная крутизна. А потом уже ты не можешь соответствовать созданному образу и начинаешь прятаться.
– Не из-за шахмат, а из-за алмазов, местоположение которых открывала шахматная карта и шахматная загадка.
– Ты всерьез поверила в сказку про клад?
– Эти шахматы принадлежали Буль-Буль Вали. Он нашел кимберлитовую трубку в Чинчигарских горах! А это несметные сокровища!
– И из-за каких-то бездушных камушков ты разрушила наши отношения! – рассвирепел я.
– Я же тебе объясняла, – пыталась защищаться Кэт, – все отношения – это всего лишь животные проявления инстинкта!