Мутант
Шрифт:
– Прости меня, Глеб, Глебушка, прости!.. Сыночек мой!.. Прости, умоляю!
– Я прощаю тебя, – сказал мутант, когда, выплакавшись, мать разжала руки и отстранилась от него, отведя в сторону мокрые глаза. – Но скажи, кто мой отец? Где он?…
– Не знаю, где он, и не хочу знать, – резко ответила Святая, бросив на сына колючий взгляд. Удивительно, но слезы уже полностью высохли. – И никогда больше не спрашивай о нем. Никогда!
– Хорошо. Тогда спрошу о другом. Еще раз. Ты отпустишь Лика?…
– Нет.
– Мама… Я тебя давно ни о чем не просил. А о чем-то по-настоящему серьезном – тем более. Я хочу вернуться к «диким», в какое-нибудь дальнее село. С Ликом, как ты и хотела. Пойми, я все равно не могу остаться с тобой. Я чужой в этом городе. Я мутант, а…
– Здесь все мутанты, –
– Ч-что?… – оторопел Глеб.
– В этом городе все мутанты, – сухо повторила мать. – За исключением, быть может, единиц.
– Но я видел сам… Я видел храмовников сегодня, многих! И среди них не было ни одного мутанта.
– А я?
– Что ты?…
– Я разве не мутант? – скривила в улыбке губы Святая.
– Но ты же…
– Я не уродина, ты хочешь сказать? А разве мутация обязательно должна сказываться внешне? Моя способность залезать к людям в мозги, стирать память, вытворять с сознанием прочие штучки появилась уже после Катастрофы. Что это, если не мутация? У многих храмовников тоже что-нибудь да не так. Внешне они выглядят нормальными, но вот внутри… Знаю таких, у кого два сердца, у кого отсутствует матка, очень много гермафродитов… Я уж молчу про психические заболевания – в головах у многих черт-те что творится! И это только то, что я знаю точно. Катастрофа не пощадила никого. Ведь в тот момент никто не сидел в подземельях, облучились практически все! Просто все и перенесли это воздействие по-разному. Да вот взять хотя бы нашу Снегурку – Сашеньку. Ее-то родители уж точно никуда не прятались, в Лузе это попросту негде сделать. Но девочка родилась внешне совершенно нормальной.
– Почему только внешне? – возмутился мутант. – Она и вну…
– Помолчи, – подняла палец мать. – Сначала дослушай. Хотя ты и так знаешь как минимум одно, самое главное Сашино отклонение от так называемой нормы.
– То, что она не боится радиации?
– Именно. Что это по-твоему, как не мутация?
– Но… это же хорошо, – возразил Глеб уже не так уверенно.
– А никто и не говорит, что это плохо. Мутации не всегда только уродуют, бывает, что они приносят и пользу. Кстати, мне радиация не страшна так же, как ей и тебе.
– Что? – заморгал мутант. – Тебе не страшна радиация?… Но почему ты тогда живешь под землей?
– Потому что здесь живут остальные храмовники. Я полагаю, добрая половина из них тоже не восприимчива к радиации. Но кто станет это проверять на себе? А мне, конечно же, гораздо выгоднее стращать их ужасами лучевой болезни, чем проводить подобные эксперименты. Так проще удержать людей под землей, под моей опекой и властью. Иначе все захотят жить наверху, и тогда храмовников попросту не станет.
– Это жестоко… – пробормотал Глеб.
– Жестоко? Отчего же? Храмовники одеты, обуты и сыты. За них думают, за них все решают. Подумаешь, не видят зеленую травку и теплое солнышко! Не в этом же счастье.
– А в чем оно, счастье? – пристально посмотрел мутант на мать.
– В нашем мире счастье – быть живым. Все остальное мелочи. Уж травка с солнышком точно.
– А по мне лучше сдохнуть на травке под солнцем, чем всю жизнь копошиться в могиле! – процедил Глеб.
– Хорошо, – прищурилась Святая. – Допустим, я созову сейчас всех и скажу: вам не страшна радиация, можете жить наверху, валяться на травке и греться на солнышке. И что, по-твоему, будет?
– Как это что? Тогда для храмовников и наступит счастье.
– Ой ли? Для начала несколько десятков, а то и сотен из них заболеют лучевой болезнью и умрут в страшных муках. Не забывай, я сказала, что невосприимчивы к радиации не все… Но и те, кому повезет с этим… Где они станут жить наверху? Все доступное жилье занято морозовцами.
– Пусть живут, где и жили, а наверх просто выходят… – совсем уже сбитый с толку, проговорил мутант.
– Загорать на травке? – закончила за него фразу Святая. – Нет, сыночек, на травку и солнышко они полюбуются лишь в первую минуту. Но быстро поймут, что сильно счастливыми от этого почему-то не стали. И подумают: а почему это мы, такие красивые, мы, «белые люди», живем под землей, а какие-то уроды, недочеловеки, занимают наше место под солнцем? К тому же у храмовников есть
Хмурый, как туча, Глеб задумался.
– Я бы на месте морозовцев, – наконец произнес он, – обратился за помощью к «диким».
– Умница, сынок! Именно так они и поступят. Бросят клич по ближайшим деревням и селам, отправят гонцов в дальние. «Братцы! Наших бьют! Выручайте!» Пообещают дать разрешение жить в Устюге тем, кто поможет. Знаешь, сколько сюда хлынет желающих?… Храмовникам не поможет никакое оружие, тем более что количество патронов далеко не беспредельно. В итоге храмовников больше не станет. Но в Устюге все равно не наступит тишь и благодать. Теперь не будет хватать жилья вновь прибывшим «диким». В лучшем случае, им предложат поселиться в наших подземельях. Но ладно храмовники – некоторые уже два десятка лет в них живут, а многие и родились там, для них это норма. А «дикие», привыкшие к жизни на природе, под открытым небом? Для них селиться под землей – все равно что лезть живьем в могилу. И они скажут: а почему именно мы должны туда идти? Мы точно так же, как и морозовцы, дрались с храмовниками, освобождая этот город! Он теперь такой же наш, как и их. И начнут выгонять морозовцев из домов. Начнутся новые беспорядки, которые могут длиться очень и очень долго, ведь «дикие» будут постоянно прибывать из сел и деревень района. Улицы Великого Устюга пропитаются кровью, трава здесь перестанет расти. Дым пожарищ закроет солнце. Вот тебе и загорание на травке. Так что, созывать мне храмовников, объявлять о наступлении счастья?…
– Гадко все у вас тут, – поморщился мутант.
– У нас? – посмотрела ему в глаза мать. – А у вас?… Или ты с другой планеты? Так вроде бы нет, я тебя здесь родила… И ты что думаешь, до Катастрофы на Земле было как-то по-другому? Все было абсолютно так же, поверь, только в других масштабах. Те, кто жили в хижинах, ненавидели тех, кто жил во дворцах, и хотели занять их место. Те, кто имел белый цвет кожи, ненавидели цветных. И наоборот, соответственно. Красные – белые, бедные – богатые, капиталисты – рабочие, фашисты – коммунисты, исламисты – христиане… Доктрины против доктрин, религии против религий, страны против стран. Все были против кого-то, а кто-то и против всех. Никакой «свободы, равенства и братства» никогда не было и в помине. Такова уж природа человека – ненавидеть тех, кто хоть чем-то отличается от тебя. А уж если у кого-то еще и кусок лучше и жирнее!.. В морду такого, а кусок отобрать и съесть. Если успеешь. Поскольку и сам можешь так же получить от кого-то в морду. Страх – вот единственный сдерживающий фактор. Для одних таким страхом является радиация на поверхности, для других – угроза ядерного взрыва. Нужно будет – создадим новые страхи. Или придумаем, фантазии у нас – не занимать. Было бы кому держать ситуацию под контролем и грамотно управлять этими страхами. Сильная власть, крепкая рука – вот что всегда по-настоящему было нужно людям. Сейчас в Устюге две такие руки – я и Дед. Самое умное, что мы можем с ним сделать, – это договориться. Начнем перетягивать одеяло – обязательно порвем. Но договариваться тоже нужно с умом. Мы с Дедом Морозом можем объединиться, но храмовники с морозовцами – никогда. Должно существовать равновесие. Мы обязаны его сохранять, а для этого следует учитывать все реалии и использовать все возможности. Сейчас появилась возможность сделать хороший ход – поженить тебя с Сашенькой. Мы с Дедом уже видим множество плюсов из такого альянса.
– А нас-то, нас-то кто-нибудь об этом спросил?! – замахал руками Глеб.
– Успокойся, а то сейчас мебель сожжешь, – скривилась Святая. – По-моему, ты так ничего и не понял…
– Я понял одно, – постарался взять себя в руки мутант. – Мне все здесь противно. Я не хочу и не могу дальше здесь оставаться. Я хочу с Ликом и Сашкой убраться отсюда как можно скорее.
– Ты только что упрекал меня, спросил ли кто-нибудь вас с Сашей о нашем с Дедом Морозом решении. Переиначу твой же вопрос: а ты спросил Сашеньку, хочет ли она отсюда убраться?