Мутанты Асинтона
Шрифт:
Когда ей исполнилось десять лет, она заявила матери, что помнит, как очень давно умела летать. Мать не забыла тот страшный приступ, когда малышка кричала, что она была когда-то белым коралловым кустом, точно таким, как на картинке. Новое заявление насторожило, но не очень испугало, поскольку было сделано спокойно, не истерично. Мать уже знала, что у девочки живое воображение, учительница советовала отдать ее в художественную школу.
– Значит, летала? – спросила она с иронией, но Ватрина уловила в ее глазах страдание. – Откуда такие фантазии?
Девочка объяснила, что это пришло ей в голову полчаса назад, когда она собирала
Не отрывая от дочери опечаленных глаз, мать сказала, стараясь не сорваться в слезы:
– Ничего страшного, это с каждым бывает. – И неожиданно для себя сделала вывод: – Если подумать, все мы когда-то были кем-то. Еще твой отец говорил – а он много читал и много знал, – что мы состоим из атомов, и эти маленькие частички бессмертны, только соединяются и разъединяются с другими частичками. От разных соединений и получается человек или, скажем, стул, кошка, валенок. А незадолго до смерти отец сказал, что если когда-то умрет, то не насовсем. Пройдет сто, тысяча, миллион лет, и из его атомов образуется новый человек. Земля – это волшебная планета, на которой никто не исчезает навсегда. Но я, помню, ответила ему: в таком случае, ты, каким я знаю тебя, уже не вернешься! – Мать вытерла платком глаза и, спохватившись, уверенно заключила: – Ты вся в отца – такой же фантазер. Еще раз прошу, не рассказывай никому о своих фокусах. Ведь ты же не хочешь прослыть сумасшедшей? Так что тебе все-таки померещилось?
Она не могла изобрести новые слова-понятия, которые адекватно передали бы тот крохотный отрезок бытия, так отличающийся от всего, что знала до сих пор. Лишь спустя много времени звено за звеном восстановит она часть цепочки, соединяющей Белый Куст с бабочкой. За многоцветность крыльев прозвали ее Пестрянкой. Вспоминая краткую жизнь в облике Пестрянки, Ватрина извлекла из сумрака прошлого, связанные с нею еще два звена, и это небольшое открытие так изумило и обрадовало, что не сразу поведала о нем матери. Сидела, странно улыбаясь своему видению, пока мать не растормошила ее.
– Перед тем, как появиться Пестрянке, – сказала Ватрина, растягивая рот до ушей и все еще не упуская из виду картинку, выуженную из тайного уголка души, – я ползала по молодой зеленой крапиве, и она совсем не обжигала меня, потому что я была одета в черный мохнатый чулок со множеством волосков. Передвигаясь, я сгибалась и распрямлялась, то есть поначалу я была гусеницей. А потом заплела себя какими-то паутинками, чем-то клейким и стала неподвижной, как бы умерла, но на самом деле была живой.
– То есть превратилась в куколку, – покачала головой мать, уверенная в том, что лишь поддерживает игру ума, фантазию дочки.
– Да, наверное, я стала куколкой, – согласилась Ватрина, облизывая сметану с сырника. – А потом… потом было нечто восхитительное, – она опять оторвалась от тарелки и замерла, созерцая экран души. – Однажды мне стало тесно и душно в своем домике, я зашевелилась, взломала головой его крышку и обнаружила, что у меня выросли крылья! Я полетела! Краски, запахи цветов, деревьев, земли обрушились на меня, но самым прекрасным было небо. Правда, выше меня летали птицы, и я немного завидовала им. Но все равно было очень хорошо. Мама, ты не поверишь, я лапками определяла, насколько сладка цветочная пыльца.
– Уж этому как раз могу поверить, – грустно усмехнулась мать.
Ватрина
– Быть может, я прожила бы всю бабочкину жизнь, – уверенно сказала она, – если бы не тот случай с ящерицей. Зеленуха с янтарными глазами сразу не понравилась мне, она кого-то подстерегала среди камней, и вскоре я увидела кого – это был кузнечик. Бедняга ни о чем не подозревал, сидел в траве и не знал, что им интересуются. Когда Зеленуха подкралась к нему совсем близко, мне вздумалось напутать ее, чтобы отвлечь от кузнечика. Я подлетела к ней, замахала крыльями и вмиг была подцеплена длинным острым языком. – От ужаса она даже закрыла лицо ладонями.
Мыслефильм о Пестрянке показался Астрик еще забавней. Девочка что-то поняла, иначе не поинтересовалась бы, все ли раньше были бабочками, гусеницами, птицами или рыбами.
– Не думаю, – сказала Ватрина. – Хотя, кто знает. У людей такая несовершенная память: многие не помнят, что было с ними вчера. А теперь разреши мне побывать в твоей жизни.
Девочка охотно согласилась, как не отказывала в этом отцу и матери. Даже то, что когда-то хотелось скрыть, при таком вот просмотре всегда забавляло ее – ведь это было когда-то, в навсегда ушедшем времени, и как это замечательно, что его можно хоть ненадолго вернуть.
В этот раз она вспомнила о лесе, где однажды прогуливалась с отцом.
– Скоро и сюда доберутся и здесь наведут машинный порядок, – ворчал отец, шаркая ореховой палкой по толстой подстилке из прошлогодней листвы под ногами. Он удалился шагов на двадцать вперед, когда из-за толстого дуба выглянуло крохотное существо сантиметров двадцати от земли, окутанное молчаливой бородкой, в одежде из лопухов и лесного мха. На пористом, как у гриба, личике посверкивали красные смородинки глаз.
– Тсс, – существо приложило палец-корешок к мягкому лепестку губ и подкатилось прямо к ней под ноги. Она обомлела, присела перед ним на корточки.
– Никому не говори обо мне, – сказало существо. – Все равно не поверят и будут давать лекарства, чтобы забыла меня.
Астрик опустилась на лиственный ковер и стала рассматривать крошку.
– Даже отцу – молчок. А то примет меня за мутанта, каких в городе много, и унесет в приют.
Астрик была так удивлена, что не заметила вернувшегося Баата.
– Что ты нашла? Гм, забавная коряга, – он подцепил крошку палкой и отбросил в сторону.
Это насторожило девочку. Выходит, отец видит совсем не то, что она. Когда той же тропкой они возвращались назад, она чуть поотстала от отца и подбежала к дубу. Маленький хозяин леса притаился в дупле, на подстилке из трав, где он отдыхал и по ночам грыз орехи и ягоды. Днем же обычно следил за порядком в своих владениях.
– Возьми на память, – сказал он на своем лесном языке, но Астрик поняла его. Он протянул ей три желудя. – Когда задуют метели, достань их, вспомни обо мне, и я вмиг согреюсь в своем домишке, где зимой хотя и уютно, но не всегда тепло.
Она положила желуди в карман куртки, а чтобы чем-то отблагодарить лесовичка, достала носовой платок с вышитым вензелем.
– Вот. Хочешь, принесу что-нибудь теплое. У меня есть шерстяной шарф, под которым зимой тебе будет тепло.
– Что ты, что ты, – замахал он ручками-коряжками. – Я и платок, извини, не возьму. Лес нельзя захламлять. Как-нибудь выдюжу зиму, хоть и стар стал.