Мутные амурные дела
Шрифт:
Арина, внимательно выслушав рассуждения Светки, подумала: «А в принципе какая разница, что в дом вселиться, что чужую землю захватить. И то и другое незаконно». Но вслух ничего говорить не стала. Да и какая теперь разница, законно они тогда с Валеркой поступили, захватив чужую землю, или незаконно. В любом случае Светке и так сейчас несладко. Гостья отодвинула чашку и решительно поднялась из-за стола.
– Передохнула маленько, пойду. Спасибо за гостеприимство, Арина Владимировна.
– Да что вы, Светлана, рада, что смогла хоть чем-то помочь.
Светка вдруг приостановилась, словно раздумывая о чем-то, и спросила:
– А следователь при вас случайно о причине преступления не обмолвился? Может, какие улики нашли? – и поторопилась объяснить: – Я у него сама спрашивала, а он мне ответил: работаем мол, будут новости – сообщу.
– Нет, Светлана, Антон Сергеевич ничего не говорил. По-моему, он сам в полном недоумении. Потому что обмолвился, что впервые сталкивается с расчлененкой в своем районе.
Арина пожалела, что добавила последнюю фразу. У Светки на глаза навернулись слезы, и женщина, не попрощавшись, торопливо поспешила к калитке.
– Вот растяпа, он ей все-таки муж был, а я ей – «расчлененка», – тихо ругнула себя Арина и неспешно добавила: – Вот теперь можно и в дневник кое-что записать, – прихватила со стола чашки из-под чая и пошла в дом.
Ближе к вечеру позвонила Нюра и взволнованно попросила прийти.
– Арина, Костя со свекром на пасеку уехали. Ребятишки остались у бабушки ночевать, а мне что-то жутковато. Светка разошлась, на своих детей целый вечер орет, типа воспитывает, а мне тошно. Приходи, чайку попьем, а если захочешь, может, и ночевать останешься.
– Хорошо, сейчас подбегу, – без лишних разговоров и рассуждений согласилась Арина. И уже через сорок минут сидела у Нюры на просторной, ухоженной, уютной веранде.
От чая она наотрез отказалась, вечер и без того был душным, горячего ничего не хотелось, даже настежь открытые большие окна не впускали вожделенную прохладу. Где-то совсем рядом заливисто напевал сверчок, издалека доносился надсадный гул трактора и опьяняюще, одурманивающе пахли флоксы, сильными, высокими кустами разросшиеся под окнами веранды. Подруги словно нарочно говорили на отвлеченные темы: о жарком лете, об изысканно цветущих многолетниках, пробежались по учителям, кто и где отдыхает, к кому дети приехали, у кого внуки гостят.
– Арина, ты слышала, что наша завуч Татьяна заявление об уходе написала? – вдруг вспомнила последнюю новость Нюра.
– Нет, не слышала, – заинтересованно отозвалась Арина. – А ты откуда знаешь?
– Директриса звонила, в школе ремонт, просила, чтобы я швейную машинку домой унесла, а то кабинеты все настежь, а вещь-то ценная, не дай бог ноги кто-нибудь ей приделает. Так вот я в коридоре с Татьяной и столкнулась, она-то мне и сообщила, что увольняется.
– И ты поверила? Точно соврала, чтобы посмотреть, как ты отреагируешь. Она же знает, что ты ее недолюбливаешь, – неприязненно отозвалась Арина.
– Ха… недолюбливаю. Это мягко сказано, сколько она пакостей нам делала, пальцев на руках не хватит, чтобы все пересчитать, – ответила с сарказмом Нюра, разливая по стаканам холодный из свежих ягод сваренный морс, и добавила: – Нет, не врет. Мне свекровь Елизавета Степановна подтвердила, что сама слышала разговор Ларисы Петровны и Татьяны.
Девушки молча пили малиновый напиток. Арина сидела как на иголках, ее все подмывало спросить у Нюры про Карпа Кудашкина, но она не хотела портить подруге настроение, понимая, что все последние события та воспринимает болезненно.
– Давай уже, спрашивай, что хотела, а то вижу, истерзалась вся, – по-доброму улыбнулась Нюра, наблюдая за нерешительностью подруги, у которой на лице был написан вопрос и любопытство.
– Да нет, я ничего не хотела…
– Давай, колись, а то я тебя не знаю, – перебила Нюра Арину. – Спрашивай. Что знаю, расскажу.
– Ну хорошо, – облегченно вздохнула Арина, довольная тем, что не надо подбирать правильные слова и направлять разговор в нужное русло, и она напрямую поинтересовалась: – Нюра, а что ты знаешь о Карпе Кудашкине?
Нюра, услышав давно забытое имя, поперхнулась компотом. Какой угодно она ждала услышать вопрос от подруги, только не этот. Закашлялась и, вытирая губы салфеткой, удивилась: – Господи, Арина, а ты-то откуда о Карпе знаешь? Я его последний раз, наверное, в детстве видела.
– А вот твоя соседка Светлана говорит, что он к ним приходил неделю назад и даже ночевал в своем доме.
– Не может быть, – произнесла Нюра, не найдя объяснение данному факту. – Да Светка, скорее всего, соврала. После смерти бабы Анфисы, по-моему, там никто не появлялся.
– Ну как же, вы должны были слышать, как Иващенко ругались с Карпом. Светка говорит, что он так орал, заставлял забор снести, который они на его земле незаконно поставили.
– Ну не знаю. Мы не слышали. А если честно сказать, они постоянно ругаются, орут, то друг с другом отношения выясняют, то на детей, что мы уже перестали обращать внимание. У них иной раз такие страсти творятся… ой, творились, – поправилась Нюра, вспомнив, что Валерки нет в живых, – что мама не горюй. Мы со временем вообще перестали удивляться. Хотя она вон сегодня и без мужа разорялась, хоть беруши в уши вставляй.
– А подробнее, Нюра, что за страсти-то были? – полюбопытствовала Арина, на мгновение забыв про Карпа.
– Ой, даже вспоминать страшно. Светка в гневе безумна, не соображает, что творит. Прошлый год летом, например, не знаю, правда, из-за чего у них спор произошел. Может, из-за того, что Валерка опять навеселе был. Но только знаю, что он баню топил и с голым торсом пошел посмотреть, готова она или нет. Светка за ним ринулась с ужасным криком, обвиняя его во всех смертных грехах. Потом слышим из бани звериный крик Валерки. Представляешь, мы позже узнали, что Светка его на раскаленную железную печь толкнула. Он из бани выскочил в прямом смысле ошпаренный. Весь бок обожженный был. Просто кошмар.