Мутные амурные дела
Шрифт:
– Значит, и по-мелкому влипал? – полюбопытствовал следователь, чувствуя, что Певнев что-то недоговаривает.
Матвей помялся, раздумывая, рассказывать или нет, и, махнув рукой, пояснил:
– Ладно, все-равно это Валерке уже не навредит, если вы правда говорите, что он мертв, – недоверчиво произнес Матвей, не в силах поверить в страшную новость.
– Нет, – раздраженно отозвался участковый. – Нам со следователем делать нечего, мы вот ездим по селам и кого встретим – шутками веселим и… – но наткнулся на неодобрительный взгляд Антона Сергеевича и осекся на полуслове.
Певнев неопределенно пожал плечами и стал рассказывать:
– Короче, на следующий день после того, как мы с Валеркой поговорили по телефону, в деревне говорят, что он вечером в Харитоновку на тракторе приезжал. Только до меня не доехал, и я его не видел. Дело в том, что Валерка, въезжая в улицу, видно, немного на повороте не рассчитал и въехал в угол бани Кузьмича.
– Это какого Кузьмича? Сварщика Ивана Кузьмича Слуцкого, что ли? – уточнил Юрий Павлович.
– Именно его… Баньку-то я видел, перебирать ее полностью придется… Так вот у них там возле Слуцких драка случилась, Кузьмич в гневе мужик горячий, хотя по его внешнему виду так и не скажешь… Так вот, он грозился убить Валерку. Неужели из-за бани свою угрозу исполнил и порешил Валерку? – удивился своему предположению Матвей.
– Ну, ты с выводами-то не спеши, – осадил Антон Сергеевич Певнева, с укором посмотрев на участкового. – Разобраться как следует надо. Так, где, говоришь, Кузьмич живет?
– Угловой дом в проулке, – пояснил предупредительно участковый, не дав ответить Певневу.
– Ну а ты, Матвей, если еще что-то вспомнишь, незамедлительно звони, – попросил следователь, крепко пожимая руку мужчины и немного встряхивая ее.
– До свидания, – удрученно произнес Матвей и, наблюдая, как удаляются мужчины, добавил: – Ну и дела, допрыгался Валерка.
Нет, ему, конечно, нравился компанейский, веселый Иващенко, но была в нем одна особенность: он часто попадал в какие-то недоразумения. То есть относился к тем людям, которые вначале сделают, а потом подумают. А подумав, долго и мучительно переживают. Но только что с того толку? Дело-то уже сделано, и приходится пожинать плоды своей дурацкой выходки.
Когда машина следователя отъехала от гаража Певнева, Антон Сергеевич поинтересовался у участкового:
– Паша, ответь мне, ты вообще не знаешь, что происходит на твоем участке?
– Ты о чем? – постарался как можно более искренне удивиться участковый, но в его голосе явно проступала фальшь.
– Ты тут удивление-то мне не разыгрывай. Ведь ты не знал, что Иващенко на тракторе разворотил баню Слуцкого?
– Ну не знал, – согласился Павел Юрьевич. Притворно откашлялся в кулак и, оправдываясь, добавил: – Как бы до меня эта новость дошла, если Кузьмич заявление не писал?
– Еще одно подтверждение тому, что на участок выезжаешь редко. Если вообще без повода и вызова выезжаешь.
– Да ну тебя, – отмахнулся участковый и пояснять больше ничего не стал, да и не успел бы, машина остановилась возле дома Слуцкого.
Из двора сварщика неслась громкая, бойкая перебранка. По всему было видно, что жена отчитывала провинившегося мужа, не выбирая выражений и совершенно не заботясь о том, что ее слова может услышать кто-то посторонний.
– Да кто так кирпич складывает? А если бы не я, а ребенок подошел, его бы полностью завалило этакой тяжестью!
– А ты не лезь куда тебя не просят, – парировал Кузьмич. – Что тебя туда понесло? Везде надо свой любопытный нос засунуть. А то как же я без твоей бабской указки что-то смогу сделать? – ехидничал в ответ муж, защищаясь.
Антон Сергеевич про себя усмехнулся: «Правильно говорят, что лучшая защита – это нападение», – и остановил машину возле плотно сколоченных посеревших от времени деревянных ворот Слуцкого.
– Кузьмич, поговорить бы надо, – громко произнес Павел Юрьевич, входя в скромную калитку, сиротливо пристроившуюся возле массивных ворот, совершенно с ней не вязавшихся своей дизайнерской задумкой. Ворота словно жили своей жизнью, а калитка своей, каждый предмет просто выполнял свои обыденные, необходимые человеку функции.
Слуцкий смутился, занервничал, понимая, что посторонние люди, да еще при исполнении, застали его за неприглядной сценой. Но тут же словно воодушевился, обрадовался правоохранительным органам, довольный тем, что на него свалилось нежданное спасение. У него появилась уважительная причина – к нему пришли уважаемые люди, и поэтому не надо больше выслушивать отвратительные, беспочвенные и скверные упреки жены.
– Весь внимание. Чем могу помочь? – засуетился Кузьмич – среднего роста мужичок лет пятидесяти от роду, с русыми волосами и довольно необычной внешностью: свело-голубые, словно выцветшие, откровенно заискивающие глаза, немного кривоватый нос, ряд неровных желтоватых зубов и немного картавящая речь.
Внешность никак не мешала ему быть прекрасным сварщиком, докой в своем деле. К Слуцкому с просьбами постоянно тянулись односельчане, и он охотно им помогал, лишь бы не заниматься домашними делами. Уважительное отчество Кузьмич никак не вязалось с его обликом. К слову сказать, хозяином он был никудышным и безалаберным. Баня по-прежнему стояла с безобразно развороченным углом, и по всему было видно, что хозяин и не собирается ее ремонтировать. По всему двору был разбросан инвентарь: лопаты, грабли, тяпка, пустые хозяйственные ведра находились в самых неподходящих местах. Складывалось впечатление, что где инструментом работали, там его и оставляли, не обременяя себя лишней приборкой. Тут была нужна особая сноровка, чтобы передвигаться по двору, не запнувшись и не переломав ноги. Покосившаяся дверь в сарай была открыта настежь, и по всему было видно, что внутри хозяйственного помещения, как говорится, черт ногу сломит.
Зинаида, жена Кузьмича, невзрачная, с неопрятным внешним видом дородная женщина, как только увидела посторонних людей, сразу захромала в дом, ей не хотелось в стервозном состоянии общаться с кем бы то ни было. Она была домохозяйкой, за собой практически не следила, выгоревшее от солнца летнее платье было замызганным, волосы на голове с неровной проседью, небрежно собраны на затылке. Она, в отличие от мужа, казалась довольно нелюдимой. Зинаида была на пять лет старше своего Кузьмича и на полголовы выше него. Вышла замуж не по любви, а потому что все женихи отчего-то обходили ее стороной, красавицей она, конечно, не была, но и явных признаков уродства у нее не выявлялось, и чтобы не засиживаться в старых девах, приняла ненавязчивые ухаживания более чем несимпатичного Ивана. Успела родить троих детей, двое из которых после окончания школы сумели зацепиться в городе. Неизвестно, правда, надолго или нет. Матери постоянно приходилось решать проблемы детей, лишь бы они не вернулись в деревню и не сели на шею родителям. А младший – восемнадцатилетний Петя, бесшабашный оболтус, дожидался осеннего призыва дома.