Муза художника
Шрифт:
— Ну вот ты и увидела единственных живых существ, которые составляли мне здесь компанию, пока ты не приехала.
Фрейя тщательно обдумывала, как лучше продолжить разговор. Чтобы выяснить, о чем известно Софии, и не раскрыть карты Питера, ей нужно поговорить о картинах без упоминания идей и теорий, которые он развивал. Она заранее отрепетировала текст, который, по ее мнению, был достаточно близок к правде.
— Помните, вы посоветовали мне присматривать за Питером?
— Это никогда не помешает, — сухо ответила София. — Мы с мужем часто были слишком доверчивы.
— Так вот, сегодня утром я увидела, что он оставил в кабинете одну из своих папок. Я… я не смогла
Реакция Софии удивила Фрейю. Та долго и молча на нее смотрела с легкой снисходительной улыбкой на лице.
— Ах да. Это был самый важный год в их жизни, — сказала она наконец.
— Откуда вы знаете?
София поколебалась, но, кажется, приняла решение полностью удовлетворить любопытство Фрейи.
— Полагаю, что из всех моих знакомых я могу доверить это только тебе. Но только тебе, понимаешь? Это не то, чем можно делиться с питерами финчами всего мира.
По ее доверительному тону Фрейя могла сделать вывод: что бы София ни собиралась открыть, это должно их сблизить, как все еще хранимые ею в памяти книги старых любимых датских писателей, которые Алстеды читали ей вслух, когда она была девочкой: «Цветы маленькой Иды» Ханса Кристиана Андерсена, «Мальчик-моряк» Исака Динесена [26] и скандинавские мифы. София энергично двинулась по направлению к лестнице.
26
Исак Динесен — один из псевдонимов датской писательницы Карен Бликсен (1885–1962).
— Нет-нет, оставь пока эти тарелки и пойдем со мной, — бросила она Фрейе.
Вместе они поднялись в гостиную. Сквозь обрамленное раздвинутыми шторами окно Фрейя видела, как темные ветви и листья отбрасывают тень в свете уличных фонарей. Гостиная была заполнена лишь этим мрачным светом, пока София не щелкнула выключателем на стене, после чего интерьер комнаты залил яркий свет, отвлекающий внимание от ночных деревьев.
Два бледно-желтых кресла с высокими спинками стояли на своих местах прямо под люстрой. Повернутые друг к другу, они были обращены к аккуратно вычищенному камину. В прошлые свои приезды Фрейя брала стоящий у стенки стул с прямой спинкой и вышитым сиденьем и садилась между Алстедами. Но сегодня вечером София молча указала ей на второе кресло. Хотя Фрейе не хотелось садиться туда, она подумала, что должна подчиниться, поскольку так будет лучше, чем оставить кресло пустым.
Тем временем София копалась в низком шкафчике в дальнем конце комнаты, откуда вскоре извлекла небольшой томик. Уже успев вспомнить о любимых рассказах своего детства, Фрейя не удивилась, когда увидела его. Но эта книга выглядела даже еще более старой. Зеленая ткань переплета лоснилась, края и корешок были потрепаны.
— Конфиденциальность старомодна, — произнесла София и похлопала книгу кончиками своих наманикюренных пальцев. — Но мы, женщины, иногда храним тайны друг друга. Я хочу, чтобы ты это увидела. Но только между нами. Ты должна пообещать.
Так же аккуратно, как София, Фрейя взяла книгу и, медленно ее открыв, заглянула внутрь. Хрупкие страницы имели оттенок кофе с молоком, более темный по краям, и были исписаны старомодным витиеватым почерком. Чернила, изначально,
«'A Paris, je n'ai jamais tenu de journal», [27] — гласило первое предложение.
Фрейя силилась разобрать фразы, которыми были заполнены многочисленные страницы. Пока что ей удавалось понять лишь отдельные слова. Имена Виктора и Северины Риис время от времени встречались, начиная с первых страниц. Но все было на французском, а не на датском. Так кто же это писал? Где и когда?
27
В Париже я не вела дневник (фр.).
— Это то, что искали Мартин с Питером? — спросила Фрейя.
София пристально на нее посмотрела.
— Возможно, — сказала она. — Но я долгое время хранила эту книгу здесь, среди своих вещей, а не в кабинете мужа.
— Но если она принадлежала Риису, разве им не нужно…
— Нет. Эта вещь более личного характера. Как только прочтешь более внимательно, ты поймешь.
БУХАРЕСТ, ОСЕНЬ 1984 ГОДА
Посол Дании сидит за печатной машинкой у себя в кабинете. Как и задумывалось, поднимая голову от работы, он наталкивается взглядом на свою коллекцию картин. Йон в доме один. В эти дни София, кажется, стала постепенно от него отдаляться. За границей его жена приобрела изящную худобу. Занята она в основном тем, что делает прически для бесконечных приемов по случаю национальных праздников и регулярно посещает дипломатический клуб, где плавает в бассейне и берет частные уроки тенниса. Хотя София и общается там с другими иностранками, она не водит дружбу с этими женщинами, которые целыми днями сидят на солнце возле бассейна в своих бикини, покрываясь бронзовым загаром, пьют коктейли и курят импортные сигареты за разговорами о своих чадах и сплетнями.
Тем временем Йон перечитывает подготовленный им доклад о текущей политической обстановке в Румынии. Факты, предоставляемые румынским правительством, свидетельствуют о всплеске экономического прогресса и изобилия. Золотой век их страны в полном разгаре! Румыния быстро выплачивает внешний долг, придерживаясь нейтрального курса в международных отношениях, независима как от Советского Союза, так и от Запада и демонстрирует миру успешную модель управляемой рабочим классом утопии, которую предвидели основатели социализма. Но более глубокое изучение предмета обнаруживает, что своих целей власти не достигают. Например, план погашения внешнего долга основывается на экспорте ради свободно конвертируемой валюты каждого мало-мальски пригодного продукта, но при этом румынским гражданам для внутреннего потребления доступны лишь испорченные и некачественные остатки.
Даже хваленую независимость во внешней политике можно истолковать как сложную игру главы государства (причем за счет своих же собственных граждан) с целью натравить Советский Союз и западные страны друг на друга. Помощник Йона, Хенрик Экерс, — по-настоящему грамотный политический чиновник, который мог бы управлять посольством в одиночку, — приводит убедительные аргументы в пользу того, что, даже собирая международные аплодисменты за свою восхваляемую независимую внешнюю политику, президент Чаушеску вполне может частным образом предложить Советскому Союзу поделиться какими угодно технологическими секретами, которые его особый торговый статус позволит румынским шпионам украсть у западных государств.