Муза художника
Шрифт:
— Я уже подал заявку на участие в конференции по искусствоведению. Перед продажей собираюсь сделать доклад о Северине Риис и ее тайне.
— Что вы имеете в виду? Какое отношение это имеет к картинам?
Вопрос удивил Питера.
— Очень даже большое, я полагаю. Мы пока единственные, кто знает о том, что она перестает появляться на картинах после тысяча девятьсот пятого года. Для мира искусства это открытие. Я представлю доказательства и объясню ее исчезновение.
— А вы уверены, что поняли, в чем состоит ее тайна? — осторожно поинтересовалась София и посмотрела на Фрейю, стараясь
— Конечно.
Питер нахмурился и выпрямился.
— К концу дневника я даже почувствовал за нее гордость. После всего, через что ей пришлось пройти… меня вдохновило, что Северина нашла в себе мужество.
— Да… — как-то неохотно подтвердила София.
— Все-таки в те времена уйти, чтобы начать новую жизнь, было намного сложней, чем сейчас. Вам так не кажется?
— Да нет же! — воскликнула София, хватаясь за голову. — Это не то. Новая жизнь… новая жизнь — это…
— Миссис Алстед, с вами все в порядке?
— Все со мной в порядке, — отрезала София, взмахом руки возвращая подскочившую было Фрейю назад в кресло. — Мне просто всегда казалось, в дневнике об этом написано довольно прозрачно, а теперь создается такое впечатление, что мне придется объяснять все снова и снова.
— Все нормально, — произнес Питер, с интересом рассматривая их обеих. — Я разбираюсь во всем самостоятельно, насколько могу. Но это явно признания женщины, которая пытается уйти от мужа.
Беспорядочные мысли начали роиться у Фрейи в голове. Неужели София ошибалась насчет Риисов? Неужели Северина настолько страдала в браке с Виктором, что была готова от него уйти? Поэтому она внезапно исчезла с картин? Избегая смотреть на Софию, Фрейя сосредоточенно отковырнула вилкой кусочек темного пористого имбирного кекса, лежавшего у нее на тарелке, и задумчиво отправила его в рот. У него был интересный вкус, но Маргарет положила бы меньше сахара и больше имбиря.
— Боюсь, вы кое-чего не понимаете, — сказала София и с чашкой в руке выпрямилась в своем кресле, вновь обретая самообладание и силы. — Для вашего поколения разводы — в порядке вещей, и я могу принять во внимание, что семейные неурядицы могут показаться вам вполне обычным делом. Но в дневнике используется определенный язык, который вы должны научиться читать, можно назвать его архаическим. Северина в конце пишет не об уходе от Виктора. Вовсе нет! Она любит его, о чем неоднократно заявляет. Но есть нечто деликатное, о чем женщина в ту эпоху постеснялась бы написать прямо. Речь идет о беременности.
Питер чуть не присвистнул. Видно было, что он пытается переосмыслить прочитанное ранее.
— Подождите! Вы думаете, под «новой жизнью» подразумевается рождение ребенка?
Эта конкурирующая точка зрения его явно удивила. Теперь Фрейя склонялась к мысли, что, возможно, он прочитал дневник не так уж внимательно.
— Она перестала позировать для Виктора после тысяча девятьсот пятого. Именно этот вопрос вас так сильно интересует, если я не ошибаюсь.
София поставила чашку на блюдце.
— Наиболее прозрачно речь об этом идет в сцене с дедушкой Йона, советником, когда он говорит о ее новых, возвышенных обязанностях, подразумевая, конечно же, материнство.
— Ну конечно, советник предполагал, что она ждет ребенка, — медленно проговорил Питер, — но он ошибался. Возможно, Северина специально заставила его так подумать. Но она проверяла мецената, хотела убедиться, что он будет покупать картины с изображениями пустых комнат. Те, которые Виктору останется рисовать, после того как она от него уйдет.
— Итак, — вмешалась в их спор Фрейя, ставя тарелку. — Питер, ты утверждаешь, что Северина хотела убедиться в способности Виктора по-прежнему прокормить себя, даже оставшись без натурщицы.
Она обдумала эту возможность, жалея, что не приложила больше усилий и не прочитала дневник полностью, после чего продолжила:
— Но с другой стороны, если Северина так заботилась о его благополучии, как это вяжется с тем, что она пыталась от него уйти?
— Она не хотела уничтожать человека полностью. В известной мере он был слабым, и Северина бы чувствовала свою вину за то, что разрушила ему жизнь. Она переживала за Виктора и желала ему добра. И могла простить себя за свой уход, только если бы была уверена, что он сможет о себе позаботиться.
Питер был явно рад найти в Фрейе если не союзника, то хотя бы человека, которому интересно выслушать его точку зрения. Но София по-прежнему была настроена скептически.
— Вряд ли вам нужно плести такую интригу, когда правда настолько очевидна. Северина готовилась стать матерью и поэтому не могла больше служить Виктору натурщицей. А после она была занята уходом за ребенком. Поэтому комнаты на его картинах опустели. Вот и все.
— Миссис Алстед, — со сдерживаемым нетерпением проговорил Питер. — Я просмотрел все возможные материалы, которые только смог найти по Риису, но не встретил ни одной записи ни о каком ребенке.
Он поднялся и прошелся к окну, жуя печенье.
— Легко понять, почему ей все это опостылело. Виктор относился к ней как к мебели. На страницах дневника перед нами предстает живая, умная женщина, которая хочет освободиться от этих стен. Которая хочет выйти в эти двери. Там в каждом предложении сквозит, что она вынашивает план бегства, к которому готовится, как она выражается, «благоговейно». Она идет к этим двум подругам… я работаю над тем, чтобы найти и их следы тоже, но это трудно, не зная имен…
— Вы о Соде и Мелдаль? Мне всегда казалось наиболее вероятным, что эта парочка держала частный родильный дом, что они были повивальными бабками или кем-то в этом роде. Существует давняя традиция таких мест, — твердо сказала София.
Казалось, она несколько опешила оттого, что молодой человек не уступает ей, как делал это обычно до сих пор.
Питер выглядел растерянным. Фрейя вспомнила о том, что он не выспался прошлой ночью. Когда Питер, отряхивая руки, посмотрел на них, он был похож на докторанта, защищающего диссертацию перед комиссией, которая осаждает его вопросами, — Фрейя надеялась, ей никогда не придется это делать. А София, беспощадная, как любой член комиссии, продолжала: