Музеи Парижа
Шрифт:
Огромная картина Веронезе (6,6 X 9,9) находится в том же зале Государственного совета, что и полотна Тициана. Евангельский сюжет – праздник, на котором Христос совершил первое чудо, превратив воду в вино, – явился для Веронезе лишь предлогом для создания произведения, воспевающего цветущую Венецию. Действие происходит на фоне богатой архитектуры: вверх тянутся колонны дворцов и на голубом небе вырисовывается изящная колокольня. Впереди за праздничным столом расселись многочисленные гости (всего в картине 138 фигур!). Пирует и веселится патрицианская Венеция! Художник с легкостью соединяет образы вымышленные и реальные, придавая многим портретное сходство. На пиру присутствуют не только художники – музыканты, но и английская королева Мария, император Карл V, французский король Франциск I, подруга Микеланджело Виттория Колонна, поэт Аретино и многие другие. Среди приглашенных снуют шуты и слуги,
Тициан. Портрет молодого человека е перчаткой. 1523-1527 гг.
Но Веронезе был не только художником веселых празднеств. В Большой галерее висит его «Распятие». Художник и здесь остается блестящим колористом, но сочетания цветов передают не ликующее веселье, а трагическую напряженность. Словно срываются с крестов динамичные фигуры Христа и разбойников, медленно опускается на землю теряющая силы Мария. И женщина, только что смотревшая на Христа, склоняется к ней в величавом и скорбном движении. Ее ярко-желтый плащ, выступающий на грозовом, свинцовом небе, звучит как трагический аккорд. Веронезе как бы предчувствует конец ренессансной эпохи.
Еще ярче это ощущение надвигающегося кризиса проявляется в творчестве Тинторетто (1515-1594). Художник представлен в Лувре менее полно, чем Тициан и Веронезе. Его надо смотреть в Венеции: церквях, Академии, Скуоле ди Сан Рокко. Картина «Сусанна и старцы», относящаяся к раннему периоду, говорит о не преодоленном еще влиянии Тициана, Эскиз для большой композиции во Дворце Дожей – «Рай» дает представление о сложных, грандиозных замыслах Тинторетто. Но, пожалуй, нигде так не проявляется внутренняя тревога художника, как в «Автопортрете» 1588 года. Перед нами глубокий старик, несущий на себе не-столько бремя лет, сколько бремя неразрешимых переживаний. Окруженные темными тенями глаза смотрят на зрителя, но не видят его. Человек замкнулся в себе – он уже не ищет в окружающем мире опоры. Для того чтобы представить себе изменения, происшедшие в венецианском искусстве за несколько десятков лет, интересно сравнить «Автопортрет» Тинторетто и «Портрет молодого человека с перчаткой» Тициана. Портрет Тициана – подлинно ренессансное произведение. Молодой человек, сдернувший с руки перчатку, словно всматривается в невидимого собеседника. Светлые пятна рубашки и манжет привлекают внимание к лицу и рукам. Лицо полно жизни, одухотворено, нервно, но в нем нет и следа внутренней раздвоенности. Личность человека раскрывается многогранно, но гармонично.
Экспозиция Большой галереи не ограничивается XV – XVI веками. Проходя по ней, легко перешагиваешь из столетия в столетие, из страны в страну. На рубеже XVI и XVII веков жил и творил глава итальянского реализма Микеланджело да Караваджо (1573-1609). Бунтарь в жизни и искусстве, он смело ломал академические каноны. К раннему периоду творчества Караваджо относится «Гадалка». Женщина в белой кофте и перекинутом через плечо плаще предсказывает судьбу юноше. Молодой человек в шелковом камзоле, плаще и шляпе со страусовыми перьями стоит, лихо подбоченясь, вслушиваясь в слова гадалки. Обычные люди, которых художник мог увидеть на улице, стали его героями. Но, стремясь возвысить этих людей, Караваджо делает их подчеркнуто миловидными, одевает в нарядные одежды.
Тинторетто. Автопортрет. 1588 г.
Караваджо. Успение Марии. Фрагмент. 1605-1606 гг.
В дальнейшем художник откажется от такой трактовки образов. В картине «Успение Марии» (1605-1606), написанной в пору творческой зрелости, уже нет внешних атрибутов. Перед зрителем простая сцена из крестьянской жизни, в которой ничто не напоминает о божественности происходящего. В тесном полутемном п~о/*\ещении столпились старики, пришедшие проститься с покойницей. Их лысые головы склоняются в скорбном молчании, кое-кто смахивает слезу. На маленьком
Италия, игравшая ведущую роль в культуре западноевропейских стран эпохи Возрождения, в XVII веке постепенно теряет ее. И хотя она еще долгое время признается законодательницей вкусов и на протяжении столетий в Италию отправляются целые толпы паломников от искусства, на художественной арене Европы возникают новые могущественные школы. Большая галерея знакомит посетителей с испанскими и французскими художниками XVII века. О французах пойдет речь в специальном разделе. Об испанцах же уместно будет сказать здесь несколько слов, тем более что их картин в Лувре немного. Почему так получилось?
X. Рибера. Хромоножка, фрагмент, 1642 г.
В отличие от итальянской школы, испанская была мало известна во Франции. Вплоть до XIX века французы почти не ездили в Испанию. Отдельные полотна испанских художников, попадавшие в Париж в XVII веке, считались неинтересными, так как не соответствовали господствовавшим классицистическим вкусам. Исключение делалось для Мурильо, да и то в XVIII веке, когда французская аристократия отошла от торжественного классицизма и стала ценить в искусстве нежность и мягкость колорита, занимательность и трогательность сюжета, чувствительность образов, доходящую до сентиментальности.
Самым значительным испанским художником XVI века был Эль Греко, прозванный так за свое греческое происхождение. Люди на его картинах живут напряженной духовной жизнью («Святой Людовик», «Распятие»). В своей устремленности к богу они как бы отрываются от земли: лица, фигуры вытянуты, глаза широко раскрыты. Вместе с тем каждый образ-это настоящий портрет с ярко выраженными индивидуальными и национальными особенностями. Таким национальным своеобразием не обладал ни один итальянский живописец. Гуманизм и мистика сочетаются в произведениях Эль Греко, придавая им двойственный, противоречивый характер.
Если для Эль Греко трудно найти параллель в итальянском искусстве, то Риберу (1591-1652) можно сблизить с Караваджо. Достаточно взглянуть на его «Хромоножку». Маленький бродяга с деформированными руками и ногами, с некрасивым обветренным лицом, улыбаясь, смотрит на зрителя. Нищенское существование, уродство не могут сломить его оптимизма. Фигура мальчика занимает весь холст, только вдали виднеется светлое, покрытое облаками небо и узкая полоска земли. Вот так, масштабно и величаво, изображали испанские художники самых простых людей. Рибера был одним из пионеров на этом пути, одним из основоположников испанского реализма. За ним последовал Сурбаран (1598 – ок. 1664). Своего апогея реалистическая живопись Испании достигла в творчестве Веласкеса (1599-1660). Сурбаран и Веласкес представлены в Лувре не лучшими произведениями. Луврские картины Сурбарана из жизни святого Бонавентуры («Святой Бонавентура на лионском соборе», «Смерть Бонавентурый) уступают относящимся к этому же циклу полотнам из Дрезденской галереи и Берлинского музея. И все же, глядя на острохарактерные лица монахов, на их величественные фигуры, нельзя не проникнуться ощущением значительности, важности происходящего, нельзя не почувствовать «почерка» художника, неторопливо накладывающего на холст неяркие, локальные краски.
Портрет королевы Марианны Веласкеса и приписываемый ему же портрет инфанты Маргариты отличаются яркостью характеристики и красотой живописи. Женщина и девочка стоят, затянутые в негнущиеся, тяжелые платья. Их лица некрасивы и апатичны, хотя лицо ребенка отмечено большей, чисто детской привлекательностью. Поражает мастерство, с которым передана фактура тканей, вышивок, лент, гладкой кожи и пушистых волос. Веласкес, как говорил Крамской, «пишет и, как у господа бога, все шевелится, смотрит, мигает, даже и в голову не приходит ни рельеф, ни рисунок, ни даже краски, ничего».