Музей братьев Клак
Шрифт:
Отчаявшись вытянуть ноги и уснуть, Люк побрёл обратно к своему купе. Один из проводников курил сигарету в тамбуре между вагонами, выдувая дым в крошечное окошко, и кивнул тащившемуся мимо Люку. В купе к отцу совсем не хотелось. Проходя мимо очередного пустого, Люк вдруг подумал: а интересно, кто-нибудь узнает, если он займёт чужое? Оглянувшись и убедившись, что проводники его не выслеживают, он юркнул туда. Задёрнув толстую штору над полкой и растянувшись, наконец, на мягком, он уже через несколько мгновений провалился в сон.
Хорошо поспать ему, впрочем, не удалось. Люк проснулся в темноте, дрожа от холода. За окном
Люк отпрянул, вжавшись спиной в стену, и упёрся пальцами во что-то округлое, твёрдое. Урна с прахом. Отец, должно быть, подсунул её, пока он спал. Ну, конечно, штора слегка приоткрыта. Проклятый родитель точно сунул ему сюда останки — ещё бы в клетке с тигром запер, ей-богу! На что он надеялся? Что Люк выудит у привидения историю его жизни и поднесёт её писателю-неудачнику на блюдечке? Люк уже начал с боями пробиваться наружу из камеры, когда встретился взгляд призрака — широко распахнутый, полный горя… и надежды. Люк замер.
— Чего ты хочешь? — прошептал он.
Мальчишка произнёс что-то, настойчиво, но беззвучно.
— Я тебя не слышу…
Но тот продолжал лопотать, всё быстрее и быстрее.
— Стоп, стоп, — оборвал его Люк. — Так это не работает.
Он прикусил губу. Он посмотрел в окно. Он вздохнул.
Потом протянул руку и положил её гостю на плечо.
Холод мгновенно высосал его из привычного мира.
Вот гора и вот уцепившийся за отрог лагерь рабочих. Старомодный паровоз нетерпеливо пышет паром, а люди — белые, жёлтые, всякие — разгружают стальные рельсы. Люка несёт к большой дыре в теле скалы, а затем туда и вниз, вместе с группой других. Тьма давит со всех сторон. В конце тоннеля уже бурят скважины и закладывают в них шашки-взрывчатки. Потом все кидаются назад и прячутся за ограждением. Ужасный грохот, дым, и мимо шрапнелью свистит мелкий щебень. Потом земля перестаёт трястись. Дым рассеивается, люди встают. Тут же, без предупреждения, их швыряет на землю второй взрыв, сверху доносится треск, и потолок падает.
Люк отдёргивает руку и трясёт ею, чтобы разогнать застывшую было кровь. Сердце мчится вскачь.
— Ты работал на железной дороге, — прошептал он призраку.
Они проходили это в прошлом году в школе. Дорогу через горы пробивали взрывчаткой. Самую опасную работу выполняли китайцы — тысячи китайцев, — и платили им вполовину меньше, чем белым.
— Это так ты умер? От взрыва?
Привидение глядело на него торжественно и скорбно, будто чего-то ожидая.
Люк снова протянул руку…
Всюду по земле разбросаны искалеченные тела. Среди них Люк узнаёт будущее привидение: мальчик сильно обожжён, кажется, в нём нет ни одной целой кости. Стоит ночь. Кто-то идёт между трупами, быстро осматривая их, подходит к китайчонку и вскидывает обмякшее тело на плечо. Люк плывёт за похитителем трупов прямо в гущу леса. Там его ждёт другой. Деньги переходят из рук в руки. Новый хозяин зашивает тело в мешок, кидает на телегу и отчаливает вниз по изрытой колеями горной дороге.
— Это
Есть только один способ получить ответ. И снова его принимает зимняя ночь.
Горит огромный костёр. Мешок летит прямо в пламя. Из тени смотрит человек. Его лицо скрывает широкополая шляпа. Он что-то читает из большой толстой книги. Мешок прогорает, и от тела остаётся грубый серый пепел. Человек наклоняется и собирает пепел в узкую банку. Люка словно самого затягивает в тесную урну: плечи вжаты в туловище, голову пригнуло книзу, ни вздохнуть, ни пошевелиться, собственной воли больше нет. И когда сверху кладут крышку, тьма обнимает его…
…и уносится прочь, и вот перед ним решётка, и из-за неё таращатся люди. Мужчины ржут, как кони, женщины в ужасе прижимают платки к губам, плачет малыш, вцепившись в отцовскую руку. Люк сломлен, раздавлен, опозорен… Надежды нет.
А на полке — далеко, не достать! — виднеется банка с прахом.
Люк, тяжело дыша, отдёрнул руку.
— Так они сожгли твоё тело… и насильно сделали тебя привидением?
Призрак взволнованно ткнул пальцем в окно. Люк уткнулся в стекло, сделав из ладошек перископ… увидел пронзающие небо горы. Неподалёку параллельно путям темнела меж заснеженных берегов река. Он перевёл взгляд на привидение.
Оно с усилием подняло руку и изобразило, как бросает что-то с силой об пол.
— Ты хочешь, чтобы я разбил урну? — догадался Люк.
Тот повторил пантомиму, ещё более выразительно, и снова показал на окно.
Понять это можно было только одним образом. Призрак хотел, чтобы его отпустили — наружу, прочь, в горы, где он умер.
— Да, — сказал Люк, — хорошо. Я сделаю.
Он натянул ботинки и расстегнул штору. Надо найти окно, которое можно открыть. То, что в купе, не годится; в панорамном вагоне — тоже. Ага! Тот проводник, он курил в тамбуре! Люк схватил урну и был таков.
Вернее, ещё немного и был бы. Костистая старая рука выстрелила с соседней зашторенной полки и сцапала его за запястье. Люк задушенно пискнул, а за рукой последовал сияющий в лунном свете череп Юрайи Клака.
— А ну, давай назад моего мальчишку!
Люк попробовал вырваться, но старик держал его, будто железной клешнёй.
— Пусти меня, или я закричу! — проквакал Люк.
— Шшшш! Не стоит. Ты украл мою вещь. Давай её обратно.
— Я ничего не крал!
— Я ведь и полицию могу позвать. Или ты хочешь, чтобы твой папенька отправился в тюрьму?
— Это ты отправишься в тюрьму, — запротестовал Люк. — За то, что держал его в плену!
— Я не держал его в плену! — возмутился мистер Клак, но хватку меж тем не ослабил.
— Да он же у вас за раба! Вы на нём деньги делаете!
— Я забочусь о нём!
— Он вам не принадлежит, — выдохнул Люк. — Нельзя владеть живым человеком.
— Он и не живой человек — он призрак. И он больше ста лет принадлежит моей семье!
— Он хочет на свободу!
— Это он тебе сам сказал? — Старик сел и вывесил с полки костлявые ноги.