Музей как лицо эпохи. Сборник статей и интервью, опубликованных в научно-популярном журнале «Знание – сила»
Шрифт:
«Грегори Котосикни» – это русский чиновник Григорий Карпович Котошихин, а «двести риксдалеров серебром» – это хорошее по тем временам жалование.
За что?
Во всех энциклопедиях читаем примерно одно и то же:
Котошихин Григорий – русский писатель XVII века. Написал сочинение «О России в царствование Алексея Михайловича». Впервые было опубликовано в XIX веке. Высоко ценится у исследователей российской истории.
Так кем же он остался в истории России, этот Григорий сын Карпов Котошихин – шпионом, продающим «полезные сообщения» врагам своей родины и получавшим за это «риксдалеры», или знатоком русского государства, оставившим потомкам чрезвычайно информативное
Тем не менее, предательство-то все-таки было. История предательства и вся судьба этого «Котосикни» – своего рода формула, по которой легко рассчитываются судьбы многих будущих шпионов и перебежчиков.
Писец Посольского приказа Григорий Котошихин 13 лет просидел на одном месте, переписывая дипломатические бумаги, пока в 1658 году его не произвели, наконец, в подьячие. Было ему около тридцати лет от роду – кризис среднего возраста по тем временам.
Неожиданное повышение по службе дало надежды на карьерный рост, и надежды начали оправдываться: Котошихина послали на переговоры со шведами, он постепенно стал входить в разные тайные дела, знакомиться с дипломатическими нюансами. От новизны, от перспектив закружилась голова, и ляпнул бедолага ошибку в царской грамоте: вместо «великий государь» написал просто «великий», пропустив слово «государь». В XVII веке за такие провинности расплачивались собственной шкурой. «Подьячему Гришке Котошихину, который тое отписку писал, велели… за то учинить наказание – бить батоги».
Человечек, потершийся у верховной власти, приобщенный к государственным тайнам и порядочно возомнивший о себе, получил палками по хребту, при этом, однако, никаких служебных взысканий.
Век был, конечно, грубый, физические наказания – норма, но представьте себе картину: побитый Котошихин скачет во весь опор в Стокгольм, к самому шведскому королю, дабы вручить ему письмо от государя Алексея Михайловича… Мягко говоря, контрастные ощущения! Даже для грубого века.
Пока Григорий ездил с поручением к шведскому королю, «безвинному наказанию» подверглась и вся его семья: отца, служившего казначеем одного из московских монастырей, обвинили в растрате монастырских денег и отобрали за это дом и все имущество. Ревизию произвели уже задним числом: выяснилось, что в монастырской казне не хватает всего-то 15 копеек; однако ни дома, ни имущества семье не вернули.
Тут нужно сделать оговорку: эти сведения даны самим Котошихиным, и гораздо позже, уже после его бегства из России. Так что доверять им полностью нельзя. Возможно, отец его действительно почистил казну, и был за то справедливо наказан. Но так ли, иначе ли, а семья Котошихина с тех пор стала нуждаться.
Сам Котошихин продолжал усиленно трудиться. Однако карьерный рост замедлился, наступала рутина, да и прибавками к жалованью не сильно баловали: вместо 13 рублев стал получать 19.
В это время шведский посол Адольф Эберс вел в Москве переговоры об определении взаимных денежных претензий с московским государством. Послу очень было важно заранее выяснить, на какие самые крайние уступки готовы пойти русские. Посол и его люди собрали сведения о нескольких чиновниках Посольского приказа, которые владели этой информацией, и… остановились на Котошихине.
Летом 1663 года Григорию Котошихину было сделано предложение.
Факт измены Котошихина подтверждается наличием архивного документа – донесения шведского посла Адольфа Эберса от 22 июля 1663 года.
В нем имеется перевод сообщенных ему Котошихиным этих самых секретных сведений. Сообщенная Котошихиным информация позволила шведам выйти из переговоров со значительным материальным выигрышем.
Котошихин получил за измену 40 рублей. И продешевил!
Королевская казна Швеции выделила на это дело целый стольник серебряных рублей, но посол Эберт, видимо, счел Котошихина мелковатым для такой суммы и предложил ему сорок, а остальные взял себе.
Шла война с Польшей…
Весной 1664 года Котошихина послали в войска «для ведения канцелярских дел». Армией командовал князь Черкасский; в конце лета его сменил князь Долгорукий. И в этом же августе 1664 года Котошихин бежал в Польшу.
Сам Котошихин (опять-таки гораздо позже и в художественной форме) напишет объяснение своего поступка: новый воевода Долгорукий, заменивший Черкасского, будто бы потребовал от него, Котошихина, чтобы он донес на Черкасского, что тот злоумышлял против своих и действовал в пользу поляков. А он, Котошихин, не пожелал такого оговора, ложного доноса писать не стал, потому и бежал в Польшу, опасаясь гонений со стороны Долгорукого.
Поверим на слово? Не стоит. Лжет Котошихин: его сношения с Эбертом к тому времени уже выплыли наружу, и что там месть Долгорукова в сравнении с местью Кремля?!
В Польше Котошихин «прибежал» ко двору польского короля Яна Казимира. Добился там аудиенции у короля и прямо предложил представить пред королевские очи целый реестр «полезных советов», от коих даже «к способу в войне будет годность». Еще он выдал военно-технический секрет, новейшую военную «разработку» – усовершенствованную рогатину, облегченный вариант. При этом авторство «модернизации» приписал себе.
То ли эта мелкая ложь сыграла свою роль, то ли вообще весь облик перебежчика не пришелся королю по вкусу, но в результате в приеме на службу при польском дворе Котошихину было отказано.
Ему и самому в Польше не понравилось: все кругом надутые, чванливые. А главное – прижимистые уж очень. Нечем разгуляться русской душе!
Впрочем, было тогда шпиону не до гульбы: по его следам уже шли посланные царем стрельцы с приказом доставить поганца в Москву, где пощады ему не будет. И уже не батоги его ждали и даже не кнут, а кол или дыба.
Что было делать?! Снова он просит короля принять его на службу. Снова получает отказ. Потерся недолго при литовском канцлере Паце. Но жалованье в 100 рублей счел для себя недостойным. Вот если бы в Москве, на государевой службе столько платили, тогда – да, а в новом своем качестве – шпиона, ежечасно рискующего головой – мало!
Прежнего Котошихина больше не было во всех смыслах – на польской земле он стал зваться Иваном Александровичем Селицким. Начал обзаводиться друзьями того же порядка, что и сам. Воин Ордин-Нащок, сын известного дипломата, тоже бежавшего из Москвы в свое время, дал ему совет – помотать преследователей по Польше и Германии, а потом рвануть туда, где остается для него последняя надежда – в Швецию.
Через Пруссию Котошихин-Селицкий (но я буду по-прежнему называть его Котошихиным) пробрался в Любек, оттуда в Нарву. Все дальше, все безогляднее, все безнадежнее отдалялся Котошихин от родной русской земли…
Осенью 1665 года написал прошение о принятии себя «в шведскую службу». Наученный собственным горьким опытом, на глаза к самому королю уже не полез, а передал прошение через находившегося в Нарве ингерманландского губернатора Таубе.
Таубе Котошихина знал, помнил его дипломатические успехи в Стокгольме, когда тот еще служил при Посольском приказе. И послал прошение шведскому королю, приложив свой благожелательный отзыв.