Муж за алиби (Любить нельзя помиловать)
Шрифт:
— Все. Пока.
Марго садится в машину, он захлопывает за ней дверцу. А поднявшись наверх, бросает в стакан с апельсиновым соком снотворное. В машине его невеста почти уже спит. Во всяком случае, на посторонние звуки она не реагирует. Но от свежего воздуха немного приходит в себя. Он доводит Веру до подъезда, помогает войти в лифт. Для человека, который почти не пьет, она приняла достаточно. Плюс таблетка снотворного. Того самого. Интересно, а сколько Вера положила в стакан Владимира Иосифовича? Ах, да! Он же сам это писал! Две таблетки! Что-то память начала подводить, а такие вещи забывать
В спальне он раздевает Веру, укладывает ее в постель.
— Никита, почему ты не ложишься?
«Она еще чего-то хочет?! Быть может, любви? Хочется расхохотаться, честное слово!»
— Я лягу. Спи, Вера, спи. Тебе надо поспать.
Выключив свет и закрыв дверь ее спальни, он сидит на кухне и пьет кофе. Надо немного подождать. Минут через десять на цыпочках возвращается в спальню. Вера крепко спит. Он берет ее руку, теребит, тихонько приговаривая, «Вера, Вера, ты не спишь?», потом внезапно отпускает. Рука падает обратно на постель, Вера при этом не издает ни звука. Значит, снотворное подействовало и до утра она вряд ли проснется.
И тогда он открывает шкаф и берет вещь, которая сегодня может понадобиться. До конца он не уверен в успехе, но все же. Последнее время ему везет.
Вот теперь можно ехать.
…Через полчаса он у дома Марго. Взлетает на третий этаж, словно на крыльях, звонит в дверь.
— Наконец-то!
Они возвращаются к тому, на чем пришлось прерваться: к поцелую. Склоняется к ее груди и находит губами гречишное зернышко.
— У меня никогда не было любовника, — шепчет Марго.
— Не верю…
Эта женщина похожа на музыкальный инструмент редкой работы. На виолончель. Ее звук низкий и томный. Он в восторге. Марго запускает руку в его густые светлые волосы:
— А ты красавчик. Господи, как много в жизни я потеряла!
Он поможет ей наверстать. Хорошо, что сын у Марго уже взрослый. Поедет учиться куда-нибудь за границу. И не будет путаться под ногами. В спальне Марго, на огромной кровати, ее любовник будет чувствовать себя уверенно, зная, что никто не помешает своим неожиданным приходом и не нарушит их уединение. И каждый раз им будет так же хорошо, как сейчас.
Марго немного устала. Лежит на кровати, разморенная ласками, и задумчиво перебирает тонкими пальчиками его густые волосы. Пора начинать то, ради чего, собственно, сюда и приехал:
— Ты готова услышать неприятную для себя вещь?
— Ты больше не придешь? — улыбается Марго. Она сама в это не верит.
— Я всегда буду с тобой.
— Тогда, что за неприятная вещь? — Марго приподнимается на локте.
— Вера убила твоего мужа.
— Что-о?! — И уже гораздо спокойнее: — Ты точно это знаешь?
— Да. Она мне призналась. Более того: в подробностях описала, как все было.
— Тогда надо заявить в милицию.
— Погоди. Есть некое обстоятельство. Она меня шантажирует.
— То есть?
— Вера подстроила так, что в убийстве обвинят меня. Понимаешь?
— Зачем?
— Она захотела, чтобы я на ней женился. Я, естественно, отказался. И закрутилась эта история. У меня есть план, как избавиться от Веры и самому не сесть в тюрьму. Но ты должна мне помочь. Рита, мы должны быть вместе. Только скажи: разве ты жалеешь, что Вера избавила тебя от мужа?
— Нет, — задумчиво протянула Марго. — Я вышла замуж по расчету, какой смысл теперь скрывать? Но я была честной до конца, никогда ему не изменяла. А теперь хочу пожить для себя. Я свое уже отслужила. Я женщина, просто женщина. За двадцать лет замужества не раз хотелось завыть от тоски, но что было делать? Раем в шалаше мои родители были сыты по горло, я так не хочу. Насмотрелась. На завтрак нежный поцелуй, на ужин тоже, мать, красивая женщина, одевалась так бедно, что красоты ее никто и не замечал. Когда ей кричали в автобусе: «Эй, тетка!», я чуть со стыда не сгорала. Не хочу… Но что будет с фирмой без Веры?
— Незаменимых людей нет. Не переживай, найдем кого-нибудь. В конце концов, я сам могу этим заняться.
— Ты уверен, что справишься?
— В крайнем случае, мы продадим дело и уедем. За границу. Или останемся здесь. Этих денег хватит на всю жизнь, Рита. Мы люди свободные. Каторжный труд с утра до ночи — это не для нас.
Он замечает скорбную складочку в уголке ее яркого, чувственного рта:
— Мне сорок два года. А тебе?
— Какое это имеет значение?
— А, пускай! — и Марго откидывается на подушки, манит его рукой: — Иди сюда. Пусть три-четыре года, но я буду счастлива. Просто счастлива. Я так долго не могла себе этого позволить…
13
Веры Александровны Алмазовой и Намина Никиты Борисовича состоялось ровно в полдень первого сентября. Заведующий Дворцом бракосочетания лично встретил молодоженов в дверях парадной зала и, поцеловав в щечку невесту, с чувством пожал руку жениху:
— Рад, очень рад,
И под звуки марша Мендельсона лично сопроводил пару туда, где мужчина и женщина должны были оформить вступить в брак. («Ты еще сомневался, что мой жених появится на свадьбе!»)
Родители Никиты чувствовали себя неловко. То, что невеста старше жениха, не могло не бросаться в глаза. Вера, увенчанная парадной прической, при вечернем макияже и со скромным цветком на голове вместо фаты выглядела женщиной зрелой. Никита же, одетый в черный костюм и белую рубашку, казался моложе своих лет. Некоторых ярких блондинов черный цвет делает удивительно юными. Вера ловила косые взгляды и читала в них только одно: «Где ты его отхватила? И как?»
Ей было все равно. Вера своего добилась. Они с Никитой стояли в центре парадного зала Дворца бракосочетания и слушали напутственную речь. Толстая Василиса всхлипывала от избытка чувств, подобные сцены вызывали у нее умиление. Свидетель со стороны жениха, один из менеджеров, работающий в офисе у Веры, чувствовал себя статистом, волей случая получившим слишком уж ответственную роль. Верина мама выглядела крайне удивленной. Дочь сказала, что выходит замуж всего за неделю до свадьбы, и даже не привезла своего жениха, чтобы представить будущей теще. Увидев его впервые в ЗАГСе, она растерялась. Молоденький-то какой! Родители жениха робко жались к дверям. До сего момента у будущей невестки не нашлось для них ни слова, кроме сухого «здравствуйте».