Мужчина для классной дамы или История Тани Никитиной, родившейся под знаком Рака
Шрифт:
На третий день поднялась температура. К вечеру градусник уже показывал тридцать девять и пять. Голова кружилась, тело обмякло, руки и ноги стали ватными, а в мозгу не осталось ни одной мысли. Я вызвала «неотложку». Хмурый врач быстренько осмотрел меня, вколол какой-то укол и предложил лечь в больницу. Я отказалась. «Если умру, так хоть дома», – мелькнуло в голове. Настаивать врач не стал. После его ухода я легла в постель и очнулась только на следующий день. От звонка. Я вынырнула из забытья, как из темного озера невероятной глубины. Так, наверно, чувствует себя Лохнесское чудовище, поднимаясь на поверхность.
Держась за стены, я выползла на кухню. Муж уже закончил разговор и сидел за столом, с аппетитом поедая кусок готовой пиццы. На столе – бутылка вина. От запаха еды меня затошнило.
– О, привет! А вот и я! Не стал тебя будить… Будешь? – он вопросительно уставился на меня.
– Паш… ты… – я не выдержала и зарыдала.
– Ну-ну, Тань, ну не надо, – он отставил бокал, вытер рот салфеткой, осторожно взял меня за талию и повел обратно в комнату, уложил в постель.
– Тань, пойми меня правильно, – начал он, – ребенок сейчас – это такие хлопоты… Я сейчас как раз занимаюсь продажей этой квартиры…
Меня вновь пробило на рыдания.
– Ничего, Тань, забудешь ты эту квартиру…
– Паша, я только недавно вернулась из больницы, у меня… был выкидыш… – я едва выдавила из себя эти слова.
Мир должен был обрушиться на нас в эту же секунду.
– Таня, повтори, что ты сказала, это – правда? – никакого разочарования, только искренний интерес.
Видимо, на моем лице он прочитал выражение ужаса, потому что смутился.
– Прости, – спохватился он, – я хотел спросить: с тобой все в порядке? Угрозы здоровью нет?
Я отвернулась к стенке и закрыла глаза: никого не хочу видеть. Павел поднялся с кровати и ушел на кухню.
Несколько дней я пролежала в постели, Паша иногда заглядывал ко мне, спрашивал, буду ли я есть. Постепенно я стала свободно передвигаться по квартире, потом время от времени гулять во дворе дома. На работу решила не выходить – из больницы у меня была справка, согласно которой я без зазрения совести могла пропустить еще неделю.
Сегодня я иду на осмотр. Утро как утро, ничего особенного. Мы в молчании съедаем завтрак, я кое-как убираю со стола. Недовольный взгляд мужа перемещается за мной по кухне, сверлит раздражением.
– Тань, старушка, легла бы ты снова в больницу, обследовали бы тебя, что ли… – хмуро кидает он. – А то как бледная немощь.
Я испуганно вскидываюсь на него.
– Паш, меня уже вылечили, я здоро… я уже почти совсем здорова, Пашенька…
– Давай-давай-давай, нечего! Ты должна настоять на том, чтобы тебя госпитализировали! – убеждает Паша. – На сколько тебе назначено?
– На десять тридцать, – упавшим голосом говорю я.
– Вот и хорошо, позвони мне из больницы, если чего понадобится, я привезу. Ну хватит смотреть на меня круглыми глазами, а, Тань? Это же твое здоровье как-никак…
В консультации врачиха, отводя глаза, говорит, что все у меня в порядке (да уж, полный порядок!), осложнений нет. Мне рекомендуют полный покой, положительные впечатления и – чтобы никаких потрясений! Я освобождаюсь на удивление быстро и, окрыленная, спешу домой.
Я медленно возвращаюсь домой,
Увиденное меня даже не удивляет. Голые ягодицы моего мужа мерно поднимаются и опускаются, мощное, такое знакомое тело полностью закрывает собой кого-то, слышатся только хрипловатые стоны. Мной овладевает холодное спокойствие, я тихонько притворяю дверь, прохожу в ванную, наливаю в эмалированный таз ледяной воды, возвращаюсь в комнату и выплескиваю его на любовников. Грубый мат и визг, признаюсь, даже на мгновение доставляют мне удовольствие.
– Ты что, с ума сошла! – Павел орет, орет как бешеный.
Он вскакивает с кровати и выглядит при этом довольно-таки нелепо, одновременно пытаясь дотянуться до джинсов и прикрыться простыней, которую вырывает из рук своей подруги. Простыня в неравном поединке достается ему, как и джинсы, и теперь он не знает, что делать с двумя этими предметами одновременно. Девица впадает в легкий ступор. Она прижала коленки к груди и неподвижно сидит, переводя испуганный взгляд с меня на Павла.
– Убирайтесь отсюда немедленно! Оба! – Я говорю тихо, почти не разжимая губ.
– Да-да, мы сейчас уйдем, только бы одеться… – блондиночка, похожая сейчас на растрепанную курицу, умоляюще глядит на меня.
– Ничего, на лестнице оденетесь, – я подхожу к стоящему рядом с кроватью креслу, хватаю в охапку вещи и вышвыриваю на лестничную площадку. Вслед за ажурными черными колготками, кружевными трусиками того же цвета, замшевой юбкой и свитером туда вылетает явно дорогое короткое бежевое пальто. Довершает живописный беспорядок на лестничной площадке тонкий огненно– алый шарф.
Все, с меня хватит. Я захлопываю дверь. Мне вдруг показался нелепым несвойственный для меня всплеск энергии. Господи, как же все-таки я устала! Я падаю в постель и тут же выключаюсь. «Никаких потрясений…»
Утром следующего дня меня разбудил телефонный звонок (я могу не держать в своем доме будильник, мне каждое утро кто-то звонит, так что проспать просто нереально). Невероятным усилием воли заставила себя взять трубку и сказать «алло». Звонили из школы.
Понятное дело – на носу конец четверти, и мой больничный вызвал множество проблем. Казалось бы, ничего страшного, ведь любой человек может заболеть, а я работаю вовсе не спасателем или хирургом, и моя болезнь не ставит под угрозу человеческие жизни. Но даже скромные обязанности простой школьной учительницы должны быть выполнены здесь и сейчас, никакая болезнь не может освободить от них и на неделю, если работает эта учительница в дорогом элитном лицее, а к тому же заканчивается третья четверть. Нонна Михайловна поздоровалась не слишком приветливо.