Мужчина ее мечты
Шрифт:
* «Сокрытое в листве» — «Хакагурэ», «священное писание» самураев, созданное монахом Ямамото Цуиэтомо.
Слишком все, пёсинька, удачно совпало, чтобы я не придал этому никакого значения. Не успели мою Никушку обнаружить, как оказалось, что около нее крутится некто Абессинов — личность весьма примечательная. Бизнесмен, и крупный, говорят. С японцами и южнокорейцами дела и дружбу водит; по-японски шпарит, по-корейски тоже, на китайском, наверное, думает. Учителя себе вывез из Поднебесной*, странно, что не Великую Китайскую стену. С его деньгами все возможно.
* Поднебесная — древнее название Китая.
И вот здесь, Зевс (ну
Если бы речь шла не о Нике, я бы тоже заикнуться не смел.
Кто же она? Кто же она такая?!!
Что скажешь, пес?
То, что мой любимый мужчина работал в небезызвестном ведомстве, я поняла почти сразу после того, как мы стали жить вместе, — и даже, кажется, несколько раз упоминала о своей необычайной прозорливости. А женская интуиция — замечательное чувство, которое убеждает меня в том, что я права, даже если я совершенно не права, — подсказывала, что властью он обладает немалой. Это проявлялось буквально во всем. Тот, кто когда-либо сталкивался с людьми, стоящими на вершине какой-либо иерархической лестницы, сразу поймет, что я имею в виду. Жорж привык и к тому, что все делается по первому его слову, и к тому, что он надежно защищен самим своим положением. Это не означало вовсе, что он никогда не рисковал жизнью, но риск его был вполне осознанным и даже добровольным, а вне каких-то вполне конкретных операций он жил по принципу «своя рука — владыка». Наверное, именно чувство собственной силы и значимости, подкрепленное общественным положением, и натолкнуло его на блестящую мысль — отправить меня по своим стопам. Он никогда не говорил со мной об этой стороне дела, но я уверена, что рассуждал он приблизительно следующим образом: как его жена, я не являлась для «конторы» существом неприкосновенным (эта прелестная традиция была успешно заложена еще в тридцатые годы и с тех пор никак не желала умирать); а вот в качестве сотрудника приобретала абсолютно иной статус.
Он как-то не собирался учитывать, что любой из сотрудников являлся еще и расходным материалом, — никого особенно не щадили в этом славном ведомстве, и о выживании нужно было заботиться самому. Но Жорж — в силу особенностей своего характера — не принимал во внимание подобные мелочи. Собственная жизнь и собственная смерть тоже не слишком отличались в его представлении одна от другой.
В том году я как раз закончила университет, и кое-кто даже пророчил мне блестящее будущее филолога и лингвиста.
Жорж подкатился ко мне с невероятно соблазнительным предложением: он предлагал не кропотливую и пыльную бумажную работу, на которую, по правде, я только и могла рассчитывать, но обучение у самых известных и талантливых специалистов, изучение таких тонкостей языков и культур, о каких только может мечтать юная и возвышенная (наивная!) особа. А кроме того, овладение несколькими профессиями — и уже затем службу в странах, которыми я буквально грезила в те годы.
Должна признать, Георгий Александрович был настоящим мастером своего дела и на службе его ценили не зря. Он легко убедил меня: во-первых, я становилась ближе к нему, а меня это еще очень и очень беспокоило, и, поманив этим запретным плодом, Жорж мог добиться чего угодно. Во-вторых, только здесь — думала я — получится вырваться в Европу или Японию и Китай. Я слишком хорошо знала и любила эти далекие, недоступные советскому человеку страны, я слишком долго мечтала пожить там, и не в
По большому счету, меня никто не обманул.
Первый год обучения представился почти что сказочным сном, настолько интересные и неординарные люди окружали меня в тот период. Следует упомянуть также, что в тот год Жорж остался единственным близким человеком. Пережив потерю родных как огромную трагедию, я обрела самостоятельность. А постоянная сосущая тоска, которая неизменно сопровождает любого человека в первые месяцы осознания и постижения всей глубины своего одиночества, побудила меня заниматься как можно активнее.
«Контора» никогда не скупилась, если речь шла о целесообразности и выгодах обучения новых кадров. Мы изучали не только языки и постигали естественно необходимые азы техники, но и погружались в странный и прекрасный мир, казалось бы, совершенно посторонних вещей. Раз в десять дней чудаковатый старичок из Института востоковедения читал нам ошеломительные лекции о древнем Китае; очкастый, весь не от мира сего, профессор Хамкин (одна его фамилия приводила в неописуемый восторг и заставляла обращаться в слух) дотошно и подробно рассказывал о свойствах и вкусах вин и коньяков, но самой восхитительной частью обучения являлась, конечно, дегустация. Мы штудировали немецкую грамоту и французскую и испанскую моду; орудовали разноразмерными ложками, вилками, ножами и лопаточками (могу похвастаться, что преподаватели изредка консультировались у меня в спорных вопросах); разбирали и собирали радиоприемники и учились ориентироваться в бескрайнем море взрывчатых веществ; а еще привыкали к оружию, а оно к нам.
Компьютерную грамоту преподавал вечно взлохмаченный, толстый, похожий на безумную болонку Крис Хантер — чикагский хакер, забравшийся в свое время в компьютеры Пентагона.
Сакраментальный вопрос — на кой ляд сдались ему пентагоновские тайны? — стоял у бедняги поперек ушей и вызывал у него острый приступ идиосинкразии: он слышал его уже несколько сот тысяч раз и отвечать не собирался. Любопытнее всего было то, что конкретных причин у Криса как раз и не имелось — просто юношеский задор, желание доказать и себе, и Пентагону, что не боги горшки лепят. Ничего конкретного он в файлах не обнаружил, а если и обнаружил, то не запомнил. Расположение ракет СС-20 и дислокация американских подводных лодок его просто не интересовали.
Тем не менее достойное ведомство, то ли оскорбленное тем, что каждый десятый гражданин норовит прорваться в святая святых безо всякой конкретной цели, то ли обиженное на сотрудников «братских» разведок, игнорировавших тщательно хранимые тайны, то ли подозревая в Крисе хорошо замаскированного агента Советов, начало на него настоящую охоту.
Кстати, меня всегда удивляла подобная реакция чиновников на любые проявления гениальности. Нет чтобы пригласить человека на работу, использовать его назначению и радоваться тому, что им достался такой ценный кадр. Вокруг таких, как Крис, нужно ходить на цыпочках и звать их на «вы» и шепотом, как говорили еще в школе. Вместо этого официальная реакция обычно такова, что несчастный гений вынужден искать убежища у принципиальных противников — что ему самому в голову никогда не пришло бы.
Хантера вывезли к нам в течение двух дней.
С одной стороны, он был благодарен за свое неожиданное спасение. С другой же, единственный и последний раз увидев магазин «Овощи, фрукты» изнутри, ознакомившись — извините — с ассортиментом, ужаснулся и какое-то время пребывал в оцепенении, пытаясь понять, куда он попал: в ад за грехи или еще куда похуже.
С тех пор его держали в закрытом учреждении и подобных проколов больше не допускали. Да и тот был чистой случайностью, можно сказать литературной неудачей.