Мужчина и Женщина
Шрифт:
А разве не на халяву живем мы там, где прежде всего и требуется максимум знаний, умения и непрестанного труда, — я имею в виду воспитание детей? У кошки, которая вылизывает своих котят и заботится о них первые два-три месяца, хоть навыки есть вековечные, но чем обладают те наши юные родители, которые росли не в многодетной семье и которым надлежит своих наследников вести мало не до призыва в армию или до свадебной фаты? Не буду распространяться об этой болезненной теме, задам лишь один вопрос: что стоит человечеству (и каждому из нас отдельно) та ситуация при которой практически каждый малыш изначально гениален, но уже через какой-то десяток лет почти любой из детей — хронически отстающий ученик, ленивый и нелюбознательный, заряженный программами многих будущих болезней? Это снижение КПД в тысячи и тысячи раз — чья вина? Да наша же! И тут хотели проехать «на халяву» — без особых хлопот и забот, а оборачивается сплошь да рядом это уже не бедками, а бедами и бедищами…
И вот сейчас возвращаюсь к теме данной книги, ибо уж здесь-то царит такой мрак невежества, такой неприкрытый
Короче, для тех, кто хочет сэкономить свое время, сразу сообщаю: данная книга, пронизанная неприятием и даже ненавистью к халяве, будет повествованием о необходимой, всегда новой, всегда другой супружеской работе, требующей сил, времени, вдохновения для того, чтобы брак удался. Чтобы и сам человек становился все лучше, и чтобы другому человеку было с ним жить все лучше. Чтобы познал он то счастье, которого действительно достоин. Чтобы его жизнь была прожита с реализацией всех его потенциальных возможностей.
Конечно, если взять кусок угля-антрацита, то на его огне можно было бы вскипятить чайник воды. Однако если высвободить ту внутриатомную энергию, что заложена в этом же куске угля, то на ней заклокотала бы гигантская доменная печь! Но для этого потрудиться надо, высвободить ее надо! В «Трех китах здоровья» я неоднократно приговаривал: «Вольному воля, спасенному рай». Да, каждый — большой и самодостаточный, каждый может прожить как лично ему нравится: кто-то — на халяву, а кто — и в заслуженной радости.
Часть первая
ПРЕДИСТОРИЯ
ГОВОРИТ ЕГОР
КАК ПРОТИВ СВОЕГО ИЗНАЧАЛЬНОГО ЖЕЛАНИЯ Я МНОГО РАЗ ЖЕНИЛСЯ, НО, НАКОНЕЦ, ОБРЕЛ СВОЕ СЧАСТЬЕ И СТАЛ СЕКСУАЛЬНЫМ ГИГАНТОМ (Авторская редакция последней части заголовка: …и как после пятидесяти лет в счастливом браке заметно возросла моя сексуальная потенция, хотя до этого у меня уже случались поводы усумниться в своих мужских возможностях)
Эпиграфы к главе
Идеал мужчины у незамужней девицы: чтобы был опытный и никого до нее не знал.
— Если бы ты поторопилась, — говорит муж, — мы не опоздали бы к поезду.
— Если бы ты не торопился так, — отвечает жена, — нам не пришлось бы столь долго ждать следующий поезд.
«Выходя замуж, — писала одна из девушек, — я не собираюсь повторять ошибку моей мамы. Они с отцом совершенно не подходят друг к другу. Не понимаю, что их объединяет. Может быть, любовь?»
Незамужняя девушка жадно спрашивает у подруги, вернувшейся из свадебной поездки:
— Расскажи о своей первой ночи!
— Ладно, слушай. Так вот, на третью ночь…
— Да нет, я о первой!
— Я и говорю: а на третью ночь…
— Да нет, я о первой!
— Да будешь ты наконец слушать или нет? Я и говорю: а на третью ночь он отпустил меня пописать…
Сегодня ночью произошло то, о чем я не только ни разу ни от кого не слыхал, но даже и не читал ни в одном из пособий, которых немало перелистал я сам и которых много исподволь подсовывала мне мудрая Нина Терентьевна. И именно этот сегодняшний факт, в который раньше я никогда сам не поверил бы, побуждает меня обнародовать нелегкую, но в общем-то обычную историю своей жизни: чтобы поддержать приунывших мужиков, которые смирились с тем, что силы их пошли под горку. Короче говоря: сегодня ночью эрекция у меня, то есть крутое напряжение члена, длилась непрерывно четыре часа. В одиннадцать вечера мы легли и на сон грядущий славно наигрались. В конце концов через час она устала и сладко уснула на спине, а я в положении наперекрест сбоку с ее благословления («Может, ты сам потешишься?») еще достаточно долго наслаждался ее прекрасным телом, пока сам не устал и не заснул прямо в ней. В провальном этом сне наши отношения все-таки продолжались: то Настя из глубины забвения легкими нежными пожатиями внутренних мышц посылала сигнал: «Я с тобой», то я в полном
Я глянул на будильник: было три часа ночи. Прошло четыре часа! Она повернулась вослед, прижалась на мгновение грудью к моей спине, как бы послав привет, и продолжала каменно спать, а я, скажу прямо, заснул после этого открытия очень даже не сразу…
Как же «дошел я до жизни такой»?
Кто я вообще таков?
Родился пятьдесят четыре года тому назад в Ленинграде на Васильевском, там же окончил десятилетку, там же по суровому конкурсу поступил в Горный институт, откуда уже через год, со второго курса был призван в армию. Так получилось, что прямо из линейной части вскоре отправили меня учиться на Высшие курсы военных картографов, по окончании которых выпустили в свет лейтенантом со всеми возможными и невозможными секретными допусками и припусками. Служить ввиду острой нехватки кадров моей специализации оставили при Ленинградском военном округе, где я (не считая дальних и ближних командировок) и протрубил без малого тридцать лет. Сколько, где и каких карт я составил и под какими открытыми и закрытыми грифами их издал — одному Всевышнему известно. И думалось мне, что эта колея будет длиться до конца дней моих: полное армейское обеспечение, возможность на казенных коштах не заботиться о «прикиде», и что всегда будет выше головы работы — интересной, срочной, крайне необходимой для могущества моей великой державы.
За труды мои шли мне поощрения, зарплата, медали и даже три боевых ордена. Шли также очередные и внеочередные звания.
И вдруг — не буду говорить, хорошо это для всемирного человечества или плохо, потому что не моему уму-разуму понять этот вопрос — началась перестройка, а за ней — массовая демобилизация офицеров, а за ней конверсия и полное отсутствие заказов у моего — ведомства: капут! Опять-таки, не стану распространяться насчет глупости или целесообразности массового разгрома квалифицированнейших, даже уникальных кадров — от моего изложения ничего не изменится. Выдали мне три оклада на обустройство и — живи Егорий Победоносец, как знаешь-можешь: дальнейшее обеспечение — дело твоей собственной поворотливости. То есть после полной беззаботности испытал я переход к полной безработности. А жизнь-то уже, как я полагал, двинулась с горки, с ярмарки, к пенсии.
Теперь насчет других пунктов анкеты: еще в старших классах школы сошлись мы с моей однокласницей Томилой. Яркая была девушка, инициативная, везде хотела быть первой. Одним словом: «И жить торопится, и чувствовать спешит» — это было про нее сказано. Весьма неумело опробывали мы друг друга после бешеных ласк — семнадцати лет отроду. В институт поступили вместе, это еще больше сблизило нас, и когда взяли меня в армию, ни для кого не было секретом, что мы жених и невеста. Свадьбу сыграли, когда я кончал свои Курсы, а в двадцать два года отроду она уже принесла мне сына-первенца, и стали мы жить-поживать вчетвером в небольшой комнатке. Почему вчетвером? Да потому, что решили ни в коем случае окончания ею института не откладывать и взяли к себе молодую няньку-девчонку. Комната была петровской постройки, пять метров высоты, соорудили над входом второй этаж на высоте трех метров собственно говоря, нары. Там Зинка и спала над нами. Ясно, что надо было подрабатывать, и начальство разрешило мне вечерами работать у нас же в части тренером по дзюдо, а потом и карате и рукопашного боя, так как отмечались у меня немалые успехи в этих делах. Да заодно пришлось еще вечерние курсы тренеров при институте физкультуры имени Лесгафта заканчивать, да ведь еще и действующим спортсменом я был — то соревнования на выезде, то сборы окружные или даже всеармейские. Одним словом, плотная жизнь была. И веселая! Частенько в крошечной комнатке нашей на Съездовской линии собирались молодые парни и ребята, и пить почти не пили, но смех тогда взрывался все время.
Потом остепенились мы немного, стали дипломированными специалистами, получили две комнаты в трехкомнатной квартире. Что я могу сказать о Томиле? Сил в ней было много: и институт с отличием закончила, и в полевые экспедиции удачно ездила, и в аспирантуру была своей кафедрой рекомендована, и поступила в нее, и защитилась с успехом в определенное время, и в партию вступила еще в аспирантские годы. И еще хочу об ее активности сказать: она прямо, без обиняков, заявила мне, что обязательно хочет второго ребенка и что лучше всего, с бытовой точки зрения, рожать его летом. Жена хочет, значит, дело святое: в определенный ею для зачатия срок десять ночей подряд мы усердно, я сказал бы, по-деловому, зачинали своего второго и с задачей справились успешно — через девять месяцев Томила родила дочку. Проживали мы тогда уже в отдельной двухкомнатной квартире, держали почтенную няньку Эмилию Иосифовну, жена была преуспевающим кандидатом наук, я молодым перспективным руководителем престижного подразделения, жить бы да радоваться. Но исподволь нечто стало отравлять эту радость. Уже много позже, — размышляя над катастрофой, начало которой проглядел, я вспомнил малозначительный, как тогда показалось мне эпизод: играя на вечеринке с моими друзьями, молодыми капитанами-красавцами в очко по-тюремному (со сниманием какого-либо предмета — одежды или украшения — после проигрыша), она со смехом обронила: «Я-то и рада бы изменить-сгулять, но только чтобы Егорка при этом верным мне оставался…» Все засмеялись и я тоже, потому что принял эти слова за шутку, потому что воспитан был в таком убеждении: люди женятся или замуж выходят один раз и навсегда.