Мужчина-сказка, или Сейф для любовных улик
Шрифт:
Фрося даже не сразу сделала ей замечание за ругательства и речь, недостойную дамы. Так и стояла, открыв рот, и смотрела на воскового Влада, словно ожидая, что он сейчас улыбнется и скажет ей «привет!». Одно дело – любить мужчину, видеть, что тот успешен, понимать, что умен, и совсем другое дело – увидеть, что его изваяли почти в виде памятника, пусть и в воске, еще при жизни.
Люсьен уже тоже немного пришла в себя и выдохнула.
– Вот ведь дают!
Она двинулась по залу, с особым интересом всматриваясь в скульптуры, словно каждая теперь была обязана
– Что за хрень?!
– Чего опять? – подтянулись к ней Фрося и Василий.
– Гляньте на бабу!
В воске была изображена женщина лет пятидесяти с весьма впечатляющими формами и рыжими вьющимися волосами.
– Ее я точно не знаю! – сразу же открестилась Ефросинья.
– Я тоже, – кивнул парень.
– Чего тогда…
– Ты прочитай на табличке, как ее зовут! – посоветовала Люсьен.
– Дороти Фрей, – прочитала вслух Фрося. – Ой…
– Так и я о том же! Это ведь она приходила к пану Людвигу! Нам Валентина только что про нее говорила! Значит, тоже не простая штучка?
– Тут что-то написано по-польски, – прищурилась Фрося.
– Я прочту! – вызвалась Люсьен. – Так, так… «Дороти Фрей, известный доктор медицины, научный сотрудник кафедры психиатрии Краковского и Варшавского медицинских институтов. Автор многих открытий. Видный деятель нации середины и конца двадцатого века». – Люсьена похлопала крашеными ресницами и тут же протянула: – Вот оно что… Все-таки вызвали дядечке психиатра… Ведь не зря она к нему ходила? И смотри-ка, какого уровня специалист! Кто же ее вызвал? Дочки ученого уже не было в живых. Оставалось два человека, кто знал, что пану стало плохо в психическом смысле. Валентина и Влад. – Женщина покосилась на Фросю. – Но Валентина к тому времени ушла из семьи, была обижена.
– Вот именно, обижена. Значит, могла отомстить! – выдала Фрося, у которой неприятно защемило сердце.
– Она была не настолько богата, чтобы нанять специалиста такого уровня, – возразила Люсьен.
– Ага! То-то она продолжала быть в курсе, кто к нему ходит и что происходит в доме! Наверняка упивалась своей местью! – не сдавалась Ефросинья.
– О чем ты говоришь?! Мы где сейчас находимся? В местном музее восковых фигур. И здесь представлена чуть не вся их семья. Это значит, что люди были очень известны, следовательно, и по официальной информации, и по слухам со сплетнями про них все знали. Конечно же, и Валентина что-то слышала. А тебе разве было бы неинтересно? Столько лет работать на них… Обрати, кстати, внимание, какая величина, что за фигура в медицине эта Дороти Фрей, представленная в почетном зале восковых современников. Ой, хорошо, что я – никто. А еще жаловалась на жизнь, что неважно сложилась… Стала бы какой ученой, быть бы моему памятнику здесь. Не приведи господи!
– Скорее бы ты стала известной актрисой или писателем-фантастом, – съязвила Фрося.
Люсьен сделала вид, что не поняла ее сарказма.
– Вот-вот! И торчала бы тут среди прочих с глазами, как у селедки. Короче, нам повезло, что мы обычные люди. Так вот, возвращаясь к тому, что Дороти Фрей была необычным человеком… Обратиться к ней, то есть быть вхожим в ее круг общения, мог только необычный человек.
– Понятно, на что ты намекаешь. То есть человек, тоже представленный в зале. Одним словом, Владислав.
– Именно это я и хочу сказать. Причем я беспристрастна абсолютно.
– Да что ты? – не поверила Ефросинья. – По-твоему, Влад стал единственным преемником открытия Людвига? А потом в психушку хотел его упрятать? Может, он еще и конкурентов устранил? Например, от всезнающей жены избавился? – выпалила Фрося и прикусила язычок.
– Я этого не говорила, – подняла указательный палец Люсьен.
– А я пошутила!
– В каждой шутке есть доля правды, – выдал Василий, чем привел Кактусову просто в бешенство.
– А ты-то что понимаешь? Молчит, молчит, а потом раз – и ляпнет гадость! Зачем? Неизвестно. Какого лешего вообще с нами увязался?
– Не кипятись, Фрося! Что ты на парня налетела? Ну, сказал он чего думал… А если честно, то я тоже так думаю. Ты же сама завела всех своим листком с цифрами! Может, лучше не копать?
Ефросинья только фыркнула в ответ.
Легко Люсьен говорить «лучше не копать». А она-то ведь собралась за этого человека замуж! И как ей с ним жить, если остались хоть какие-то сомнения в его честности и порядочности? А то и того хуже…
– Нет уж, пойдем до конца. Интересно, Дороти уже канула в Лету, то есть в воск? – подумала вслух девушка.
– Чего? – не поняла Люсьен.
– Я имею в виду, восковая фигура – все, что от нее осталось? Обычно же такое ваяют после смерти человека, – пояснила Фрося.
– Ну, твой Влад вроде живой пока, – почесала затылок ее новая подруга. – Можно попробовать узнать.
– И это решит все? – вдруг испугалась Ефросинья.
– Что ты имеешь в виду?
– Если она скажет, что к Людвигу ее приставил Владислав, это будет означать…
– Ровным счетом ничего! – успокоила ее Люсьен. – Вернее, только то, что зять заботился о здоровье своего тестя. Скорее это будет означать, что он не верил в его гениальность, граничащую с безумством, и, следовательно, открытие Людвига – ничто. Влад же математик, должен был понять суть.
– Он не знает ничего! – истерично выкрикнула Фрося.
– Или умело скрывает свою осведомленность, – не согласилась с ней Люсьен.
Все трое вышли из музея в весьма нервном состоянии.
– Вы меня простите, конечно, ясное дело, я здесь – никто, – начал Василий, – но раз уж вы взяли меня с собой…
– Извини меня за грубость, – виновато посмотрела на него Фрося.
– Ничего. Я уже понял, что Влад – фигура неприкосновенная. Просто я хотел предложить поговорить о чем-нибудь другом.
– О’кей! – тут же согласилась Люсьен. – А знаете, я после лицезрения этих постных неживых лиц, честно говоря, проголодалась. Может, пропустим по пивку? – предложила она.
Но Василий и Фрося инициативу не поддержали.
– Опять пить?! – воскликнула девушка. – Я не хочу. Да и не проголодалась еще. Сколько можно есть!